обуревают героя стихотворения: даже верный конь дрожит и бьет копытом землю в нетерпеливом ожидании мщенья…Весьма многозначительна и вера уходящего на фронт джигита, что после его возвращения край родной станет светлым садом…
Я не знаю, как провожали на фронт Гайнана Амири, но едва ли так, как героя каримовского стихотворения: был он уже не молод, перешагнул за тридцатилетие, успел отслужить в армии, окончить пединститут, поработать в Башкирском научно-исследовательском институте языка и литературы, издать шесть прозаических и поэтических книжек на башкирском языке. Да и Акбузат стал бы для него обузой, потому что офицеру-связисту по роду своей фронтовой специальности чаще всего приходилось выступать в роли «пластуна».
Но настрой этого «джигита» был тот же, или почти тот, что и в лиро-эпическом рассказе Мустая Карима. Почему почти? Да потому, что Гайнан Амири уходил на фронт, когда прошло уже около года с начала войны: не лучшее для страны время сбило шапкозакидательские настроения, существенно поколебало оптимизм, заставило задуматься о своей фронтовой судьбе. Поэтому не случайно стихотворение, написанное Гайнаном Амири 2 мая 1942 года – в день, когда в будущем Краснознаменная Сталинградская, а пока просто 124-я отдельная стрелковая бригада отправилась с одной из станций Башкирии на фронт, называлось «Прощание».
Буду драться бесстрашно, а если
За какой-то чертой огневой
Я паду, пусть неспетые песни
Остаются навечно с тобой.
До свиданья, Башкирия, сыну
Ты не дай на нелегкой тропе
Оступиться, в безвестие сгинуть
И уже не вернуться к тебе!
Пристань счастья – страна Салавата,
Вдруг паду я, но знай, и тогда
Незакатная слава солдата
Возвратится к тебе навсегда.
Вера в «незакатную славу солдата», а не в реальное его бессмертие – это уже нечто новое, по сравнению с психологическим настроем каримовского джигита. Это уже философское утешение вернуться в страну Салавата хотя бы славным именем, хотя бы неспетой песней.
Гайнану Амири повезло: он вернулся на «пристань счастья», хотя и с ранами, но и с наградами, и прожил после Победы еще около сорока лет.
Можно предполагать, что бригада, в которой воевал Гайнан Амири, пришла на сталинградскую землю в двадцатых числах августа 1942 года, после уничтожительной бомбардировки города. Именно к этому времени относятся его первые поэтические отклики на события, участником и очевидцем которых он стал. В стихотворении, написанном в день рождения (25 августа), Гайнан Амири так воспроизводит картину фронтового Сталинграда:
День рожденья – день веселья,
Но не поднял я бокала
И на прожитые годы
Благодарно не взглянул:
Я смотрел вперед – над всею
Далью зарево пылало,
От пожара луч восхода
В бездне дыма утонул.
Задыхается от дыма
В грозном грохоте орудий
Город, подлыми врагами
Не поверженный в бою…
(Нет домов? – Осталось имя,
И его мы не забудем,
Не
