для бывшего политрука новая реальность, которая одним махом смела со стола концепцию зарождавшегося произведения. Можно догадываться, что именно она, новая реальность, надолго затормозила работу над романом, внеся – в этом трудно усомниться! – существенные изменения в сам писательский метод.
Эстетическое кредо, которым руководствовался писатель при создании романа «Мой Сталинград», сформулировано им в предисловии к книге. Относя все свои «военные» произведения к разряду художественно-документальных, более того – автобиографических, М. Алексеев подчеркивает: «В них нет выдуманных, или, как еще говорят, вымышленных персонажей. Все мои герои – истинны, за ними сохранены их действительные имена. Большая их часть сложила свои головы там, в Сталинградской кровавой купели. Эти люди, мои однополчане, уже никогда не смогут рассказать о себе. Считаю своим нравственным долгом рассказать о них. Я обязан это сделать, хотя бы уже потому, что остался жить, а они погибли, чтобы я жил. Разумеется, я имел бы большую свободу, идя по проторенной дороге традиционного романа с придуманными героями. Но я не мог этого сделать по соображениям моральным: зачем мне нужна придумка, когда я знал живых людей, настоящих героев Сталинградской героической и трагической эпопеи?!»
Нетрудно заметить, что сформулированные здесь принципы эстетического отражения действительности были неоднократно апробированы М. Алексеевым ранее и доказали свою эффективность при воспроизведении такого жизненного феномена, каким является война. В этом случае, во-первых, писателю нет необходимости думать о занимательности, потому что особый мир войны всегда подспудно содержит в себе категорию интереса, без которой произведение не будет востребовано читательской аудиторией. Во-вторых, та локальная группа людей, задействованная во фронтовом событии – в особенности в течение длительного промежутка времени (в романе «Мой Сталинград» – в течение битвы), содержит в реальной жизни те сюжетные сцепления, которые нет необходимости придумывать. В-третьих, повествователь, являющийся участником этих событий, служит тем сюжетным стержнем, который объединяет событийную мозаику в единое целое, как, скажем, ракурс художника-баталиста в панораме Сталинградской битвы. В-четвертых, ориентация на художественно-документальный жанр (в конкретном случае – на репортаж и очерк) дает возможность объединить сюжет ис-торической фабулой, в основе которой лежит хроника битвы, логика ее развития, до предела сократив то, что на-зывается вымыслом и авторским комментарием.
А уж конфликт как «двигатель» сюжета «военному» роману всегда обеспечен, потому что «бесконфликтной» войны не бывает. Автору следует только выбрать аспект его рассмотрения.
В основе сюжета алексеевского романа (хоть и говорят, на войне сюжета нет) лежит логика развития фронтовой действительности от появления на сталинградской земле, в междуречье Дона и Волги, в августе 1942 года стрелковой дивизии, одной из человеческих единиц которой был повествователь, и до
