сточную канаву, бурлящую от затекающих остатков дневного ливня. Я ногой пнул камень, торчащий из её головы, словно айсберг на поверхности моря, только его спрятанная от глаз часть была покрыта багровой слизью, и тот укатился прямо в воду. Я нашёл большую часть кирпича, и выкинул его туда же. Я услышал глухой всплеск на глубине, вряд ли досягаемой для захвата рукой. Хорошо, на этом и покончим.
Я отряхнул руки. Вытер пот со лба и загладил им волосы назад. На губах ещё осталась солоноватая плёнка, но я её слизал почти сухим языком. На одежде не остались ни капли крови – вся она сейчас медленно растекалась по асфальту. Фонарь стал отворачиваться, и теперь тело Алисы пряталось в сумерках ночи. На свету остались лишь её стопы в туфлях на невысоком каблуке. Меня так бесил стук этой обуви, и теперь я так рад, что он прекратился. Спасибо, конечно, Алиса, за всё, но пришло время попрощаться.
Прощай.
Я очнулся на полу, ощутив остатки глухо произнесённого слова на своих губах.
Прощай.
Конечно, теперь мне стыдно.
Кто бы сомневался?
Что я сделал? Чем я руководствовался? Хотя, сейчас это уже не важно. Я ничего не помнил, но теперь расплачиваюсь за всё, за всю свою жизнь. На мне лишь белые штаны, и всё. Босые ноги были почти чёрными от грязи. Голый худой торс чуть ли не сверкал оголившимися из-под кожи костями. Я приподнялся и сел на копчик. Я сидел посреди той церкви, из сна. Но она была пуста, я это буквально чувствовал нутром. Я здесь один. Тот сон так врезался в мою память, что всё это место казалось таким знакомым, будто бы я в нём провёл своё детство. Занозы дощатого пола впивались в мои костлявые ягодицы, но сил встать с пола в своём теле я ещё не нашёл. Мышцы рук, словно два натянутых до предела каната, висели на костях. Глядя на них, я боялся, что они могут сломаться от любого моего неловкого движения. Я чувствовал себя таким уязвимым. Таким хрупким и ничтожным, столь бесполезным и ненужным никому. Я чувствовал себя никем.
В голове свистел ветер, заходя в одно в ухо и выходя из другого. Я настолько пуст, что внутри лишь пустота. Всё материальное осталось там, позади, в мире, в котором мне больше не было места. Думаю, это к лучшему. Алиса, если ты меня слышишь – прости меня.
«Иди нах*й!»
Ладно.
В горле собрался горький гом, но сглотнуть или выплюнуть его никак не получается. Я сидел и медленно задыхался от странного медленного удушья, пока свет луны пробивался сквозь дыры в стенах церквушки, пытаясь рассмотреть меня. Или то, что от меня осталось.
Я опустил лоб на свои руки, крепко обхватившие мои твёрдые колени. Трудно было понять, что холоднее? Моя голова или бледная кожа рук. Я совершенно не ощущал тепла в своём теле. Хотя, зачем оно мне? Из моего рта выходил пар, и я уверен, что это моё последнее тепло, и оно скоро закончится.
Пока я смотрел, как свет луны сквозь ночную тьму пробегает по полу, изъеденному
