словно конечности марионетки, чей хозяин отпустил все ниточки. За её спиной я смог разглядеть чёрные очертания рогатого существа. Оно улыбалось. Я не вижу, но знаю это. Так же, как и знаю, где я теперь.
Добро пожаловать в Ад! Снаружи у нас полторы тысячи градусов, чтобы вы даже костным мозгом ощутили бедственность своего положения. Ручная кладь и багаж выкинуты к херам собачим за борт. Отстегните ремни безопасности и зажмите их на своих поганых шеях. Надеюсь, вы будете страдать ещё очень долго. Командир корабля говорит, что всё будет хорошо, но не у вас.
Вершина
Я помню лишь, как Алиса, или то, что с ней стало, схватила меня за горло и подняла в воздух. Из её рта ползли длинные толстые тёмно-коричневые черви, падая с её бирюзовых губ прямо на пол, разбиваясь при ударе об пол. Они оставляли после себя маленькую густую лужу чёрной жидкости, сокращаясь всем своим округлым телом. В глазах Алисы была бесконечная тьма, в которой я мог отлично разглядеть своё отражение. Своё лицо. Зубы были оголены в ожидании мучительного удушья, а во взгляде читался страх, но не раскаяние.
Я всё вспомнил.
Она хотела всё рассказать Лене. Я решил, что не могу этого позволить. Мы ругались, но она не заметила, как во время ссоры я увёл ей не привычным маршрутом до дома. Это были старые заброшенные гаражи, от которых веяло буквально могильным холодом. Старые и кирпичные, они почти обвалились, опёршись друг на друга, как надравшиеся в стельку собутыльники. Крыши были дырявые настолько, что внутри при дожде было больше воды, чем снаружи.
На улице уже было темно, а ночной леденящий ветер колыхал высокую жёсткую траву, края которой были остры словно лезвие ножа. Эти острия бритвы окружали забытые людьми гаражи как забор кладбища, но Алиса ничего не заметила. И это оказалось мне на руку. Я уже знал, что я собираюсь сделать, поэтому не медлил. Я уже совершенно не различал её слов, я видел лишь как она машет руками, а её голос звучит в диапазоне повышенных частот. Я чувствую запах её духов. Такой мерзкий приторный вкус. Он остаётся на языке, будто запустил его во внутреннюю сторону крышечки от парфюма. Он поднимается к носу, раздражая ноздри, а потом опускается вниз, до самого желудка, образуя отвращение на грани отравления.
Я шёл сзади, мои руки тряслись, но с каждым разом, когда локоны её волос неприятно касались моего лица, витая на ветру, в моё теле было всё меньше сомнений. Я терпеть её не мог. И я положил этому конец.
Я не стал брать ничего с собой. У меня нет ни глубоких карманов, ни, тем более, сумки. Пока она в пустоту отправляла оскорбления, адресованные, по сути, мне, я просто наклонился и подобрал кусок сломанного кирпича. Его оранжевая поверхность мгновенно покрыла мою руку сухой красящей пылью. Мы прошли фонарь, и ровно за пределами стены света, отделяющей свет от вязкой тьмы, я ударил её, практически вонзив камень ей в затылок.
Оскорбления прекратились.
Угрозы?
Если они и были, то их
