ужаса, не мучаясь от причинённой ему боли. Поэт мог бы с другой точки зрения взглянуть и написать более живописную, лирическую, пусть и не столь правдивую, картину: если дунуть на только что потухнувший костёр, то пламя огонька на миг снова вспыхнет, пусть и с меньшей силой. Но это не воскрешение. Это агония.
Ранней осенью 2013 года Алина Искупникова начала так относиться к Андрею, как не относилась никогда за всё время их шестилетнего знакомства. Они дружили ещё до поступления в университет, где учились в одной группе. Но ни разу до смерти Ольги Николаевны Алина не позволяла себе ни горячх слов, ни горячих взглядов по адресу Яськова.
Их тёплые отношения сохранялись до той поры, пока Искупникова не познакомила Андрея с Настей. Это случилось в конце ноября.
Зачем она их сблизила, Яськов так до конца и не разгадал, однако, ясно сознавая жестокое соперничество между сёстрами. Плюс к этому он чётко видел то, что Алина стала ему навязчиво грубить и выдумывала всякие гнусности про него, распуская их за его спиной.
Больней всего ему запомнился случайно подслушанный разговор Искупниковой с Дмитрием. Они стояли в университетской курилке, а Андрей очутился за углом.
– Видишь, как я страдаю?– спросила она Дмитрия.
– Нет.
– А ведь ни за что…
– К чему всё это?..
– Пусть и он ни за что пострадает.
С Яськовым же она была по-прежнему обходительна. Андрею маниакально казалось, что Алина делала всё, чтобы своими выходками его не унизить. Таким образом, Андрей не должен был ощущать неловкости в её присутствии.
В своём влечении к Насте Яськов нащупывал что-то вроде бесовства. Он с ней мог общаться с какой-то обновлённой раскрепощённостью, но его всё равно к ней не тянуло, и Яськов, как полоумный, злился из-за этого на себя, чувствую на сердце груз вины. Более того, Андрея тошнило от какой-то неизъяснимой пошлости, им ощущаемой, когда он находился рядом с Настей. Порой чем милей она выглядела, тем противней ему становилось. Он угадывал что-то тёмное на дне её души и брезговал погружаться до этих глубин, как мы брезгуем, допив почти всю чашку чая, допивать ещё и осадки.
После новогодней вечеринки, где Настя была чересчур ласкова с сестрой, Яськов вновь стал тянуться к Алине, особенно в самый тяжкие для себя минуты. Обходя стороной его «поиск ближнего», Андрей догадывался о жесточайшем соперничестве между сёстрами. В жару этой напряжённости Яськов видел, как вдвойне начинала страдать Алина, и тоже страдал за неё, за «ближнего»,– мучительнейшее из страданий.
Но все терзания так и не смыли с его души порок, от которого он мучился ещё до смерти матери,– гордость любви. «Всё из-за гордости. Всё из-за неё… Проклятая гордость… Я должен уязвить её. Тогда мне легче будет начать с Алиной…»– его мнительность формировала самое беспокойное отвращение к чувствам к Алине, которыми он, порой невольно,
