значительно, так, как, возможно, говорят о самом главном, основательно взвешенном умом и сердцем:
– Уже подумываю, что годика через два куплю на материке, где-нибудь на югах, домок бравенький. Там усадьбы с садами – шик! Буду жить-поживать, добра наживать. В Покровку, к слову, не хочу возвращаться – гиблое место. Отец и мать за всю жизнь гроша ломаного не скопили. Впрочем, Вася, не будем о грустном. Потихоньку развернусь на югах, заживу с семьёй – а у меня уже четверо ребятишек! – по-человечески. Правильно сделал, земляк, что в Полярный Круг прикатил. Если не запьёшь, крепко будешь жить – Север и наша честная рабочая профессия подсобят тебе как надо. Нам, работягам, только на себя и следует надеяться, на свои руки. Никогда не гоняйся за лёгкой жизнью, люби труд, презирай всяких дельцов и приспособленцев и будешь – че-ло-ве-ком! А хорошими деньги бывают только тогда, когда твоим трудовым потом пахнут. Трудовым, братишка! Понял?
– Понял, Коля, понял! – горела юная душа Василия, и жизнь представлялась ему такими же светлыми далями и вышинами, каким являло себя сегодня это прекрасное небо необозримого и малопонятного пока Севера. Будут деньги – будет счастье, легко подумалось Василию. А счастье для него – когда маме он привезёт денег, много денег, и её радость будет его радостью, когда сестре и отцу он тоже поможет, и непременно поможет как-нибудь внушительно, деньгами, ими же, родными, деньгами деньговичами, и их радость тоже будет его радостью. О себе, о том, что и ему нужны деньги на какие-то другие, его личные нужды и дела, он как-то даже забыл и подумать.
Частичка августа выдалась в Полярном Круге по-южному жаркой, солнце палило, как в Африке, – дивился Василий, чувствуя, что под монтажной каской у него что-то вроде как спекается. «Из мозгов ладятся пироги и котлеты, что ли? – посмеивался и забавлялся он в себе во время тяжёлой и однообразной, но сулящей благо, и скорое, работе. – Если так – дармовыми харчами буду обеспечен и сэкономлю на столовке!» Ещё, можно сказать, развлекался тем, что минутами отводил-приподнимал от своей металлической, огнесварной и огнерезчей работы голову и озирался окрест: каков он, Север? Видел с радостью и дали его скупо-лесные, но немерянные, и величественные, сверкающие под щедрым, вроде как нездешним солнцем небоскрёбы обогатительной фабрики, и грозные громадины карьерных грузовиков, и густую иссера-голубую кимберлитовую пыль, которая толстой кожей лежала на всём посёлке; её беспрерывно поднимали в воздух машины, подхватывали и разносили вырывавшиеся из таёжных распадков вихри; прохожие выбирались из неё голубовато-седыми, чихая, кашляя, ругаясь. Необыкновенный, забавный, прекрасный Север, способный одарить человека счастьем!
Бригада Дунаева уже установила кровельные панели, мужики получили за труды приличную зарплату, все довольны, все бодры и даже веселы. Однако теперь, что и предсказывал осмотрительный правдолюбец Лабыгин, монтировать конструкции, с запозданием, но наконец-то полученные с центральной базы, лебёдкой и подъёмником, к тому же маломощными, не совсем годными для данного, немалого,
