уже поздними вечерами, уставшими, малоразговорчивыми и с ним и друг с другом. Они работали много, с неутоляемой страстностью, ненасытно, извёртывались оба, чтобы порой за сутки в двух, а то и в трёх местах поспеть. «Убиваемся в работе», – говорила мама. Василий понимал – его родители стремились зажить обеспеченно, в достатке, «по-человечески», – с годами всё грустнее вздыхала мама. Им, видел он, всегда нужны были деньги и ни о чём другом, кроме как о деньгах, они не говорили и, возможно, даже не думали. И слово «деньги» в Василии подчас начинало вызывать чувство отвращения, гадливости даже.
Василий рано стал приглядываться ко взрослым вокруг и, случалось, подбрасывал им странные, озадачивающие вопросы:
– Вы счастливый человек?
Или:
– Вы любите деньги?
А то и так мог спросить, «не без ехидства», полагали некоторые собеседники:
– Сколько стоит счастье?
Люди над ним мрачновато посмеивались, чураясь прямого, правдивого ответа:
– Хм, нашёл о чём спрашивать. Об эдаком предмете, малец, лучше особо-то и не задумываться. Свихнёшься, чего доброго. Живи да живи себе на здоровье, пока судьба да Бог милостивы к тебе.
А его родителям они говорили:
– Каким-то чудным у вас растёт Васька. Дотошлив, бесёнок.
Мать и отец хмуро отмалчивались.
– Мы обязательно, наконец-то, начнём жить по-человечески, – бывало, вслух, но наедине с сыном, мечтала мать. – Построим прекрасный дом, обзаведёмся приличным имуществом, обстановкой, купим машину. Будем разъезжать, как некоторые, по курортам, – неприятно, с надрывом в горле произносила она «как некоторые». Тяжело помолчав, вздыхала: – Когда же, когда же… Проклятая судьба, окаянная жизнь!
– Мама, а разве сейчас мы живём не по-человечески? – спрашивал Василий.
– Мы живём, Василёк, от зарплаты до зарплаты. – Не сдерживалась – вскрикивала: – А так жить, сынок, ужасно! У-жас-но! Понял?
Василий никогда раньше не тянулся к отцу, а с годами перестало тянуть его и к матери, и ему ещё в отрочестве захотелось уйти из семьи. Но первым ушёл отец. Василий не раз слышал, как родители, поругиваясь, говорили друг другу:
– Пойми ты, Таня, – напрягался весь и стыл скуловатым обветренным лицом отец, – жить, как мы, невозможно. Я замаялся, отупел, стал автоматом. Я уже лет десять не видел твоей улыбки. Когда же мы, в конце концов, начнём жить, просто жить, как нормальные люди? – по-особенному, с оскалом улыбки, выговаривал он «нормальные».
– Построим дом, купим машину… – робко и со своими неизменными давними доводами принималась увещевать мать.
– Жить надо когда-то, а не возводить твои чёртовые дома! – обрывал её, вскипая, отец. – Ты вся вымоталась, обветшала. Что там – постарела! Да, да, чего жжёшь меня глазами? А я на кого похож? Доходяга. И вот так вот жить-тужить ради твоего дурацкого дома? Тупость, бред! Запомни, вольготно живут только блатные да воры, а нам, простым
