невыносимо горько: за что, ну, за что?! Но он и сейчас не заплакал: не дождутся!
Час, больше ли отсидел, – кто-то царапнулся в дверь.
– Ты как там, Васенька? Не страшно?
Узнал Сашу; в щёлку спросил:
– Тебе хорошо в саду?
– Пло-о-о-хо.
– А мне аж гадко! Тьфу на них на всех!
Он помолчал, сминая и ломая за спиной пальцы. В его жилах вдруг стало закипать, в голове кругами всё сдвинулось и запьянилось туманом:
– Откинь-ка щеколду!
Саша пыжилась – цепко сидела заржавелая железячка, никак не давалась.
– Да живее ты! – уже метался Василий.
Ударила Саша ножкой табуреточки по щеколде – Василий прыжком, как зверь, выскочил на волю.
– Знаешь чего, Саша? Давай смоемся отсюда вот прямо сейчас. Выйдем за дверь – и-и-и!.. Эх, далеко-далеко, навсегда-навсегда удерём!
И ему летуче, но ослепительно ярко и красиво привиделось, как он скачет на коне, как летит на аэроплане, как вскарабкивается на скалу, как охотится на льва, да мало ли что ещё можно совершать там, на свободе! Какая же начнётся прекрасная жизнь, стоит только вырваться отсюда! Но из глубины его горящей души тянулось тоненькой песней: «К маме хочу! Оказаться бы сейчас дома, обнять бы маму, пожалеть бы моего бедного Буратино! Ну и что, что сидел под замком, зато делал, что хотел, и никто меня не обижал!»
Но песни души своей он не дал зазвучать полным голосом – решительно потянул девочку к главному выходу. Она зацепилась за дверной косяк, заупрямилась, тускнея и пожимаясь.
– Что же ты, Саша? Бежим, бежим! – диковато сверкали глаза Василия, пугая Сашу.
– Нет, нет! Ты что, с ума сошёл?
– Не трусь! Бежим! Скорее! К чёрту их всех!
– Придёт мама, а меня нету. Огорчится, будет плакать. Что я потом скажу ей?
«Мама, мама… домой, домой…» – проклёвывалась песня. Но Василий рванул девочку за руку к двери:
– Пустяки! Дети всё равно когда-нибудь уходят от пап и мам.
– Н-нет, – шепнула она, но с трепещущим сомнением в голоске. – Куда мы побежим? Холода уже какие, снег – посмотри, Вася, за окно: зима ведь уже.
– Сядем в поезд и-и-и!.. Хочешь в Африку? Там вечно тепло и море фруктов. Во заживём! Потом и других ребят из детсада – но только хороших! – переманим туда, и родителям напишем, чтобы приезжали. Ну, что ты?
– Но там львы и крокодилы.
– У меня припасена рогатка. Сварганю лук. Заживё-о-ом! Драпаем?
И, не дожидаясь ответа, он вытянул Сашу в раздевалку; там никого не было, ребятишки с воспитателями – по группам. Мятежное, ослеплённое обидами сердце Василия, казалось, падало и вновь взлетало. Было страшно, жуткостно до дрожи в коленках, но – скорее, скорее из этого унылого дома! Беспорядочно хватал из кабинки вещи, кое-как одевался, не застёгиваясь хорошенько и не зашнуровываясь. Успевал и Саше помогать, шипел:
– Живее ты, копуша!
