style="font-size:15px;"> На этих его словах она тоже огляделась. И снова прижалась лицом к его руке. Он пошевелил пальцами у нее между губ.
– Я не буду, – сказала она, – если разрешишь сделать так, – и насадила рот на его искалеченный большой палец.
Так гримаса выпускает наружу обозначенную эмоцию, так поверхность задает сокрытое пространство – его объяло странное тепло. Оно разрослось в глубинах лица и закупорило ему дыхание.
– Ладно, – сказал он, а также: – Хорошо… – а затем: – Да, – каждое следующее слово точнее смыслом, каждое произнесено нерешительнее.
Тэк толкнул дверь с такой силой, что взвыли петли. Он вышел на балюстраду, ощупывая ширинку и бормоча себе под нос.
– Бля, – сказала Ланья и перестала.
– Извиняюсь. Надо отлить.
– А с тобой что такое? – спросила она нестойкого Люфера.
– Что со мной такое? Сегодняшняя давалка не дает. Вчерашнюю захомутала главная чайка города. – Его ширинка с шорохом отворилась. – Ладно, я отлить хочу. – Ланье он кивнул: – Ты оставайся, милочка. А вот он пускай уйдет. У меня заскок такой. При мужчинах не писаю.
– Да иди ты нахуй, Тэк, – сказал он и зашагал по крыше.
Она нагнала, опустив голову и так булькая, что он решил, она плачет. Тронул ее за плечо, и она взглянула на него посреди сдавленного смешка.
Он раздраженно фыркнул:
– Идем отсюда.
– А Джек? – спросила она.
– Чего? Да нахуй пошел Джек. Мы его с собой не берем.
– Это конечно; я не о том… – И пошла следом за ним к лестнице.
– Эй, Тэк, спокойной ночи, – окликнул он. – До скорого.
– Ага, – сказал Люфер из дверей хижины, уже заходя внутрь: шерсть у него на плече и на виске вспыхнула в контровом свете.
– Спокойной ночи, – эхом повторила Ланья.
Железная дверь заскрежетала.
На один марш спустившись во тьму, она спросила:
– Ты злишься на Тэка… за что-то? – А потом сказала: – Ну, он иногда чудит. Но он…
– Я на него не злюсь.
– А. – Их шаги буравили тишину.
– Он мне нравится. – В тоне решимость. – Да, он хороший мужик. – Высоко под мышкой – тетрадь и газета.
Ланья в темноте сплела с ним пальцы; пришлось притянуть ее ближе, чтобы не упала тетрадь.
Спустя еще марш Ланья вдруг спросила:
– А тебя парит не знать, кто ты?
Спустя еще один он ответил:
– Нет. – И, услышав, как заторопились ее шаги (а его заторопились, чтобы не отстать), заподозрил, что и это, как его руки, ее заводит.
Она быстро и уверенно провела его подвальным коридором – теперь бетон был холоден – и наверх.
– Дверь тут, – сказала она, выпуская его; и шагнула прочь.
Он вообще ничего не видел.
– Всего несколько ступенек. – И она двинулась вперед.
Он неуверенно взялся за косяк, заскользил босой ногой дальше… на половицу. Выставив локоть, загородил лицо тетрадью с газетой.
Впереди
