агнец солнцестояние в жаркую сиесту и полюбил женщину, которая так ускоренно
перебирала руками клубнику, о, ее ломкое от худобы тело, которое надо хранить как реликвию. И
персидские ковры, застилающие от солнца ее глаза – в тени неоправданной – не померкшие
глаза, огрызающиеся, и он влюбился в нее, но это для меня понятно, что он влюбился, но для него
это распыление чувств, которые затем стрелой вонзились в самое сердце. Она была едкая и
проворная во всех делах, за ней было не поспеть, так что он долго приглядывался и наблюдал,
чтобы потом подкрасться и бац! Но он не сделал этого, а просто созерцал ее красоту. Вдруг она
уронила большой тяжелый ящик с фруктами, и он затрепетал в конвульсиях о ее здоровье,
которое было распределенным по всему нежному телу – витамины сделали ее непревзойденной.
И переливающиеся раскачивающиеся деревья в разные стороны – составляли суматоху на фоне ее
целостности и продуманной ловкости – продавец фруктов – не была продавцом по существу – она
уже выкарабкалась из этого. При наблюдении за ней агнцем, она резко ушла вдаль, забрав с
собой клубнику. Она тащилась и ела клубнику всю дорогу, пока агнец не поставил ей подножку.
– Стойте, не суетитесь! – говорит он ласково и нежно.
– Что Вы сделали, вы толкнули меня! – она спонтанно крикнула.
– Простите, что Вас потревожил…
– Да, Вы, кем бы не являлись, меня потревожили!
Сколько девственной злобы, она еще не тронута миром – она защищается изо всех сил, хотя это
бессознательно. Я убежден, что никакой рациональности не живет еще в ней. «Как ваше имя?» —
хотел спросить агнец, даже при том что знал его, так как наблюдал за ней долгое время и
выкрики ее босса, когда тот завывал-звал ее. Так вот и обозначение агнцу – ее имя – было совсем
не нужно. Но есть одно «но». Люди только так затеивают разговоры с незнакомцами.
Но ее красота была священна и непредсказуемо-лихая, она то пряталась в тени, то выходила под
лучами белого солнца. Он так засмотрелся на нее во время этого разговора – молчания тет-а-тет,
что рухнул без сознания и очнулся с ее ликом у себя в глазах – таким родным и радостным, что ее
тревогу он даже не заметил. Ее красота была невинна и подтверждающая все слова, когда-либо
написанные о любви поэтами. Его сердце так билось, что он подумал – это легкая смерть, что он
пережил все, что можно пережить в насыщенности ее бровей, ресниц и волос. И тогда он поняли
красоту и стал сочинять, и сочинил композицию, посвященную ей – «Ave Maria». О, Мария. И дал
себе имя Франц Шуберт на этой земле. И даже ни капельки не образованная, Мария, поняла
сочиненный
