пеструшками, а о системах залпового огня, о смертях.
– Толик, страшно же! Как ты держишься?
– Не паникуй, Алиска. Нам ли бояться!
– Все шутишь, Толик, а если начистоту?
– А если серьезно, Алиса Павловна, то мне, может быть, всего этого так долго не хватало. Здесь все по настоящему: жизнь, смерть, люди, истины. Черное – это черное, а белое – никак не голубое. И журналистика настоящая, нужная. Подлость не прячется под маской добродетели, и я больше не прячусь за мнимыми талантами. Делаю то, что у меня получается. Ну а смерть… Так она и дома может в любую минуту настигнуть. Вспомни нашу редакцию, сто раз зимой под огромными сосульками пробегали. Бах – нет человека! Понимаешь? Приезжай!
– В этом ты прав…
Треск прекратился. Мир затих. Сейчас в нем существовал только голос Толика, далекий и близкий. Я ухватилась за него, как за тонкий волос, тянущийся из блиндажей, землянок и окопов нашего двадцать первого века. Какой бы страшной ни была правда, описанная Толиком, но все же она была настоящей чистой правдой жизни, где не нужно сочинять, высасывать факты из пальцев, притворяться.
– Но все-таки, почему ты?
Вопрос был глупым, я задала его лишь для того, чтобы не потерять голос Толика.
– Потому что я. И все! Надумаешь, звони по этому номеру, будем работать в связке. Нам с тобой все равно терять нечего: ни семей, ни детей.
– Я позвоню, Толик, обязательно позвоню!
Я обещала позвонить, но все еще была убеждена, что никогда не рискну отправиться в зону боевых действий. Не потому что трушу, а потому что не вижу в этом необходимости. Зачем, там и без меня хватает корреспондентов: опытных, подготовленных, увлеченных своим делом! И, конечно же, их совесть не запятнана фальшивыми журналистскими расследованиями! Но внутри, в области злосчастной аорты, шевельнулся огромный червь. Он выгрызал меня, желая выбраться наружу, извлекая вместе с собой спрятанные сомнения. А может попробовать? Рискнуть? Вся моя жизнь до сего момента была ложной, вымышленной. Я занималась журналистикой, но то была игра в журналиста. А ведь еще на первом курсе мечтала о том, что сейчас реализовывал Толик. И что в итоге? Толик – под градом, а я в укрытии стен клиники. Тепло, уютно и безопасно. Спряталась от себя самой. Всю свою жизнь искала поводы не встречаться лицом к лицу с реальностью, ни когда увлекалась биологией, ни потом, когда увлеклась силой слова. Именно, увлекалась! А нужно было жертвовать собой ради профессии, совершенствоваться в мастерстве! В «Зореньке» столько лет мирно отсиживалась, чтобы тешить свое самолюбие и прикрывать хобби изнанкой мнимой значимости. Теперь же, после беседы со Светланой, а затем с Толиком, мне нужно было обрести новый смысл, истинное занятие, которое стало бы предназначением, служением и самопожертвованием.
На группу я пошла ватная. В переносице ломило, уши закладывало. Что я делаю здесь? Для чего нахожусь в этой больнице, когда там Толик, люди, залповый огонь, и падает с неба град, о котором
