style="font-size:15px;"> – В кадре или на самом деле?
– Не имеет значения. Садитесь вот на сцену, в плетеное кресло, и пишите.
– Что писать?
– Ну, что вы обычно пишете! – уже раздраженно.
– А.
Рядом Митя возник – уже начальник!
– Может, хватит юродствовать? У тебя бумаги, что ли, нет?
– Я не юродствую. Но бумаги нет.
– Серафима! Вы слышали? Принесите бумагу. И карандаш.
– А почему карандаш? – спросил я.
– А тебе «Паркер», что ли, нужен? У нас независимый канал.
– Извини.
Приблизилась барабанная дробь. Дружно топнув, пионеры застыли. Не совсем уже пионеры. Но не совсем еще комсомольцы. Отроки. И – лолиты.
– Пишите, что вы отвлекаетесь! – прикрикнула ведущая.
Пионеры расселись. Вылез перламутровый, словно рыбий глаз, объектив телекамеры. Я писал – как раз то, что вы сейчас читаете.
– Перед вами удивительный человек! – заговорила бойкая. – Он прошел через многие эпохи. Его пытали!
Тут я хотел внести поправки, но кто-то, подошедший сзади, положил руки мне на плечи. Значит, меня и не показывают, раз кто-то лишний в кадре. Я расслабился.
– …но он не сдался, он остался самим собой! – нагнетала ведущая.
Аплодисменты.
Я покосился – кто меня держит? Друг ясный Сокол. Явился – не запылился. Разве что – чуть.
– Не оборачивайся! – дружески шепнул. И похлопал по плечу. Я невольно покосился.
– Слово имеет историк, доктор наук, много отдавший нашему краю, – Евгений Митрофанович Беркутов!
Вот те на! Был Сокол, а вышел Беркутов. Ну прям конспирация – всегда!
– История любит факты! – Даже голос его изменился, помягчел. – И раритеты. И мне посчастливилось некоторые приобрести.
– Причем – бесплатно! – увидев раритеты, понял я.
– Вот! Грязное вафельное полотенце, которым его пытали, стягивали его лицо, желая изуродовать!
Я схватился рукой за лицо… Вроде – не изуродовали.
– Он болен! Он очень болен!
Вот тебе раз! Я как раз только хотел что-то сказать… но раз болен – молчу!
– Но он пришел к нам!
Но не пешком же! Он придавил покрепче.
– Он боролся с советской властью…
Но не всегда! – хотел вставить я, но не вставил. Понимаю – неформат. Надо, чтобы всегда.
«Рыбий глаз»! Вот для кого все это делается. Примы, премьеры, независимые, зависимые… диктует он. И мы под него подделываемся. А то вдруг – не покажут?
– Помните! – Сокол вдруг растянул полотенце в своих руках. – Кровавые отпечатки его лица! И это нетленно!
…Ну почему? – я засмущался.
– Вот! – Он вдруг натянул повязку мне на лицо. И сдавил! – Вот так мы жили веками!
Аплодисменты, правда, глухие. Сокол сорвал, наконец, полотенце. Я со всхлипом вздохнул… Ффу! Ну, конечно, сейчас лучше,
