С натужной улыбкой он оглядывался по сторонам, словно хотел сказать: ну, пошутили – и хватит. Но Рыжая вновь подняла руку, а когда все умолкли, махнула музыкантам-голландцам: начинайте!
– What can I do to make you love me, – затянул неожиданно сильным и приятным голосом один из голландцев, и полились гитарные переливы незнакомой «Тому, который сказал: здесь!», но красивой песни.
Рыжая сама приблизилась к нему и положила ему на плечи свои руки.
– Я не умею танцевать, – с трудом признался «Тот, который сказал: здесь!».
– Положи руки мне на талию и двигайся вместе со мной, – сказала Рыжая, впервые обратившись к нему на ты.
«Тот, который сказал: здесь!», как под гипнозом, поднял руки и осторожно, словно проверял на жар раскаленные уголья, опустил их на ее бедра. На лбу у него мгновенно выступил крупный пот и, размывая полоски сажи, покатился вниз, к уголкам губ. Музыка застряла у него в ушах ватным волнением. Он напрягся, как будто собирался поднять Рыжую над головой. А она, слегка улыбнувшись и по-прежнему глядя ему в глаза, потянула его аккуратным, но сильным движением на себя. Танец начался. «Тот, который сказал: здесь!» послушно топтался на месте, подчиняясь воле Рыжей и всеми силами стараясь не наступить ей на ноги. Он не смотрел по сторонам, чтобы не сбиться, и не знал, как выглядит со стороны, хотя и предполагал, что ужасно. Вполне вероятно, что он был недалек от истины, но по меньшей мере один человек в это время думал, что ничего прекрасней этого королевского танца он еще не видел. И первая ревность незнакомым возмущением ворочалась у него в груди, устраиваясь удобно и надолго. И если бы «Тот, который сказал: здесь!» мог видеть в эти мгновения Лаборанта, то он, возможно, понял бы, что, не желая того, приобрел себе личного врага.
Но он никого не видел, потому что смотрел на Рыжую. А она смотрела на него. И, казалось, бесконечно долго играла музыка, но, когда она закончилась, они еще продолжали танцевать, уже понимая, что случилось непоправимое.
– Праздник открыт! – закричал кто-то, как бичом стеганув по вновь образовавшейся коже нового организма.
И вновь загудели рога, и гитары сошли с ума, и все пустились в дикий пляс, закрыв на время от спрятавшегося за троном Лаборанта замерших посередине короля и королеву. Веселье продолжалось всю ночь. И конечно, все ужасно напились. Особенно Лаборант, которого среди ночи Рыжая была вынуждена увести домой. Но, на удивление, никакими эксцессами праздник не омрачился. «Тот, который сказал: здесь!» больше не подходил к Рыжей и внимательно следил за порядком. Когда перед самым рассветом все разошлись по домам, он еще постоял на Гласе народа, прислушиваясь к звукам в лагере, и только убедившись, что все успокоились, направился к источнику, чтобы смыть с себя боевую раскраску».
Глава пятая
Через три часа он с трудом смог напрячь шею, чтобы вернуть голову на место. Шея затекла и ужасно болела, болела и грудь. На рубашке
