я себя убью! – вскричал Камень, вскочив на ноги и разорвав на себе тельняшку.
Зойка Три Стакана поняла, что дальше тянуть нет смысла, и, простив Камню всё, ринулась в его объятья, где и оставалась до самого позднего утра.
Всю ночь, пока свершалась Большая Глуповская социалистическая революция, дочь князя Ани-Анимикусова Елизавета, в тревоге заламывая руки, бродила из залы в залу своего городского дворца, ожидая вестей от отца. Её мать находилась в поместье, поэтому Елизавета была во дворце одна-одинёшенька. Многочисленная прислуга, естественно, не в счёт. Поскольку вместе с князем арестовали и преданного ему Митрофанушку, ей решительно ничего не было известно о том, что происходит. Поэтому она волновалась. Не то чтобы Елизавета очень любила своего отца – нет. Она его, конечно, любила, так сказать, по должности – как отца. Особой близости с отцом у неё никогда не было, больше она тянулась к матери. Но её тревожило собственное ближайшее будущее. Она видела из окон своего дворца сквозь ветки деревьев Александровского парка толпы блуждающих глуповцев и солдат, слышала ровно в полночь выстрел пробки из-под игристого вина в районе ресторана «Аврора» и понимала, что происходит нечто новое и никогда ещё не виданное, совершенно ей неизвестное, непонятное, а потому страшное.
Ещё накануне утром этого рокового дня она почуяла недоброе во время обхода госпиталя – помещения госпиталя не были проветрены. Елизавета не смогла превозмочь себя, и, нерешительно постояв на пороге первой палаты, задыхаясь от запаха немытых мужских тел, изволила выйти вон. Направилась она не к отцу, как всегда, а домой (поскольку настроение было испорчено), где весь день провалялась на софе с томиком Бодлера, переживая внутренний разлом вместе с «Цветами зла».
Промучившись полночи и заснув под утро, наконец, не раздеваясь, на софе, ближе к полудню она была разбужена грубыми стуками в дверь. Прислуга открыла дверь, и во дворец вломилась группа вооружённых и небритых людей, один из которых – молодой, но явно главный, – увидев Елизавету, громко заявил, тыча ей в нос бумагу с печатью:
– Так! Решением Совета солдатских, рабочих и крестьянских депутатов дворец бывшего князя Ани-Анимикусова конфи… сковывается вместе со всем награбленным имуществом в пользу трудящихся всего мира.
– А куда вы денете награбленное вами имущество? – не совсем спросонья поняла Елизавета, оглядываясь по сторонам. – И где оно?
Главный, усмехнувшись, только сказал:
– А ну! Живо очистить хату!
– Как это?
– А вот так – полчаса на сборы личных вещей! Через полчаса дверь закроется и станет народной.
– Но как так можно… без владельца… без князя…
– Князь ваш сидит в тюрьме – арестован трудовым народом. – И, потеряв терпение, вытащив из кармана пистолет, добавил: – Поторопись, сука! Яйца отстрелю!
Примерно то же самое, только ненормативной лексикой, Матрёшкин (а это был он) объяснил прислуге, что происходит, кто виноват
