аппетитно, источая невероятный запах.
Я лишь покачал головой. И Женька, и Славик отличались уверенностью в себе и не допускали даже мысли, что что-то может у них не получиться.
Сказать, что я хуже или в чем-то сильно уступал друзьям, было бы неверно. Наверное, это можно было бы назвать скромностью, спокойствием или нежеланием выпячивать то, что не считал большим успехом, но почему-то окружающими эти черты воспринимались как нерешительность или закомплексованность. Оценивать ум, талант, способности – не самое простое занятие. Есть вопросы, на которые ответ может дать только время. Умение преподнести себя – это тоже талант. Впрочем, задумываться об этом тогда не было ни смысла, ни желания. Запеченные на костре окуньки были очень вкусными даже без соли. Улов мы нередко съедали там же, на рыбалке. Солнце, мягкий песок, заслуженный отдых и хорошее настроение – что еще нужно для счастья? Жизнь казалась прекрасной, а все самое интересное и захватывающее ждало впереди.
Перестройка была в самом разгаре. Гласность, ускорение, еще что-то не очень понятное неслось из экрана телевизора, а страна, уже познавшая вкус «Рабыни Из ауры», серьезно подсела на «Санта-Бар бару» и «Просто Марию». В доме стояли банки с грибом, который лечит от всего. Пару лет назад вся семья сосредоточенно и молчаливо сидела переде телевизором, глядя на двигающего руками Чумака, а на табуретке перед экраном стояла трехлитровая банка воды. Ее Чумак должен был чем-то зарядить, и потом каждое утро нужно было пить стакан этой обладающей удивительными лечебными свойствами жидкости. Позже были установки Кашпировского «на добро». А на днях папа принес с работы устройство, которое производило живую воду. Это были две пластины, которые опускали в трехлитровую банку с водой из-под крана и включали в розетку. Через какое-то время вода приобретала целительные свойства и должна была излечить от всего. Пить полагалось обязательно, даже если со здоровьем все было нормально. Складывалось ощущение, что жизнь превращалась в сказку, только в действительности со сказкой страна прощалась. Это было начало той жизни, которую никто еще не представлял.
Эйфория от поступления прошла уже через пару дней после начала занятий. Ты носишься по институту в поисках аудитории, теряешься в лабиринтах корпусов, с завистью смотришь даже на второкурсников, которые кажутся умудренными опытом и поражают солидностью, а истории о том, как редеют ряды студентов после первой сессии, заставляли лишь тяжело вздыхать и надеяться, что удастся не оказаться в их числе. Все чаще мелькает ощущение, что ты полный ноль, абсолютно ничего не понимаешь из сказанного преподавателем и оглядываешься вокруг с тайной надеждой, что такой не один. С легкой завистью смотришь на тех, кто уже понял суть процесса обучения и на все занятия ходить не собирается.
Я с ужасом понимал, что больше всего на свете боюсь отчисления. Именно поэтому посещал все лекции, даже философию, на которой огромная аудитория поражала пустотой, хотя лектор, симпатичная женщина, никогда не отмечала отсутствующих, пусть каждый раз и
