быстро опускающихся на парк сумерках Васька вдруг оробел. Ему почудилось: громады кипарисов, точно вредные великаны, вот-вот сомкнутся, сомнут его своими душными боками… За то, что «поджигали»! Что-то чуть хрустнуло под ногой… Маленький шершавый мячик, кипарисовая шишечка. Васька что было сил стиснул ее дрожащими пальцами, другой рукой цеплялся, не отпускал Таськин подол… И тут зажглись фонари. Еще, еще несколько шагов вдоль благоухающего розария в квадрате низкорослых кустов самшита – и вон он, «пятачок»! С почтой, магазинчиками, с пивным ларьком, облепленным мужичками, местными и приезжими.
Васька с воплем кидается в ту сторону, в колени, ну конечно, Васьки-Таськиного отца, пивнушка – его наиглавнейший пост.
– Паа-ап! А мы в овлаге, в овлаге, там, поджигали!!
На это чрезвычайной важности сообщение отец почему-то никак не реагирует. Только когда его кружка пустеет, рассеяно треплет Ваську по загривку единственной, уцелевшей на войне рукой:
– Картошку, что ли, пекли? Беги, беги давай к Таиске, поджигатель!
Трагически дрогнули, насупились выгоревшие атаманские брови, гневно затрепетал облупленный нос:
– Это самое…. Болтун – находка для шпиона. Сам значит шпион! Устроим Ваське бойкот, пацаны. И ты, Таська, слышишь? Не разговаривайте с ним. Навечно! Нечего, это самое….
– Ну ты … Сам шпион! – пискнула Таська потрясённо.
– А ничего особенного! Их, этих шпионов, у нас в эсэсэр тыщи! Даже мильены! Шпионов, вредителей всяких. Это самое… врагов народа! Кино смотреть надо! – разъяснял сердитый Лёха.
И пару дней никто из «поджигателей» с Васькой не разговаривал. Сама Таська остерегалась ему при ребятах «нутыкать». Даже жалко, что он вроде ничегошеньки не понял! Кажется, и не заметил, скакал себе с малышней. Ясно, что пять лет ему исполнялось всё-таки на Первомай.
Скалолаз
Привычная такая картина была когда-то: тащат отдыхающие – «здыхи» по-грубому, по-местному – посылочный ящик в сетчатой цепкой авоське. Фейхоа, хурма, солнцеподобные мандарины-лимоны, разумеется. Тверденькие, по возможности чуть недозрелые, спеленутые бумажками, каждый индивидуально. Розовый павильон с южными нарядными арками, почтамт, начинал заколачивать гвоздями все эти субтропические экзоты рано и громоподобно, хотя в доме напротив на это реагировали одни бездельные «здыхи», опять же, Сами, конечно, с заготовленным штабелем таких же ящиков!
Деревянная коробка этого дома «барачного типа» (Нет, нет, не «барочного»!) тоже была словно обхвачена серыми веревками – красавицей глицинией. Ее ствол завивался толстыми нестрашными змейгорынычьими кольцами чуть ли не до печных труб! День и ночь старушка усыпляюще шуршала листьями, в мае изысканно-парфюмерно благоухала водопадом лиловых цветов-подвесков. Именно такими рисовались Вете роковые подвески королевы Анны, добытые героическим д’Артаньяном из-за моря… А здесь, в окне ее высокого
