императрица в изгнании, и у меня под носом появлялись по очереди плов, вино, а затем вишнёвый пирог и чёрный чай.
Вскоре я совершенно осоловел от выпивки и вкусной еды. Я встал из-за стола и, делая вид, что разглядываю хозяйские коллекции, стал искать признаки давней трагедии: фотографию друзей в военной форме на фоне гор, простреленный китель с медалями, варварский карамультук или саблю на стене. Но ничего не нашёл.
Было уже поздно, и нас оставили ночевать. Сеня улёгся на матрасе на полу, я – на диване у стены. Сеня тут же засопел. Я дремал, но уснуть не мог. Поблёскивали в темноте фарфоровые статуэтки за стеклом. Изредка под окнами проезжала машина, и шуршал под её шинами мокрый асфальт. Прогудел за стеной лифт. Я встал и уселся у окна.
«Он тихий человек. Где же трагедия? – думал я. – Я ничего не понимаю. Так и напишу Сенеке. Я всё придумал».
И я стал писать в блокноте кривым почерком несвязное письмо. После я за него стыдился.
Письмо четвёртое. Про ограбление и про Андрея
Уважаемый Луций, дело наше чуть не погибло на корню. Разбойники ограбили нас. Но сегодня мы вернули то, что принадлежит нам по праву. Думаю, так поступили бы и вы в своем суровом мире.
Мой друг проявил твёрдость, и мы пошли до конца. Пострадали люди, но – а ля гер ком а ля гер.
Я должен вам рассказать про Андрея.
Может быть, у него там, в голове, сражение? А здесь, снаружи, ну вот просто как за стеной – ни единого признака этой битвы?
Или там у него внутри – тишина. И ему остаётся лишь протирать пыль с этих дурацких статуэток.
Может, у него внутренние искания? Он ищет последний смысл? А?! Каково!
Нет, нет, он просто коллекционер. Он любит свои идиотские статуэтки. Какая дрянь. Пошлость, ей-богу.
А может быть, так и правильно: нужен человеку тихий тёплый омут, чтоб пережить эту жизнь? Тихий омут вдали от мудаков в дорогих пиджаках, любителей сбросить бомбу на спящий город и распылить в небе над сёлами напалм.
И почему я требую от него жертв? Зачем посылаю под пули? Зачем толкаю в огонь? Разве немало и здесь бед и разочарований, друг мой?
Я говорил сам с собой и разбудил своим бормотанием Сеню. Он выругался и снова захрапел.
И пока я писал это письмо, то сначала разочаровался в Андрее, а после снова зауважал его. И наконец, снова разочаровался, но уже не так глубоко, а даже с примирением.
«Вы, Луций, ответили бы мне что-нибудь, будь вы рядом», – закончив этой фразой свой плач, я поставил точку и завалился спать.
***
Следующим утром, сонные, мы поехали к Диме.
Сильный ветер гнал по небу рваные тучи. Изредка выглядывало солнце. Блестел мокрый асфальт.
Мы ехали на автобусе через мост, и Сеня снова рассуждал:
– Сделаем скидку сегодня. Всем. В честь удачного рейда.
– Сень, мы ещё ни черта не заработали.
