приподняла бровь:
– Только не говори, что и это сочинил кормчий.
Артем буркнул:
– Следуя теогии, мы вообще напгасно пгедставляем бога мужиком – это женщина. – Вероятно, не в силах скрыть чувства к историчке и сестре пасмурно добавил явно от себя: – Отсюда вся нелепость мига.
Либо из политеса, либо от пристрастия, по экспоненте переходя в крик, Вадим изложил:
– А не могу ли я изъявить нижайшую просьбу, чтоб все заткнулись!!! – И выдержав паузу, убийственно спокойно обратил ладони: – Оно – вертится.
Через какое-то время Ирина задумчиво рассматривала неугомонный агрегат, а муж вдохновенно – пока не осекли – пылил:
– Представляешь? Нефть, всякие там энергоносители становятся фитюлькой. Собственно, что энергоносители – дальше некуда… – Вадим достал джокера. – Ту шубу-то… ну, мы мечтали – первым делом.
Жена молча копала в маковке. Наконец, выдохнула:
– Чтоб никому ни полслова. Клянитесь моим здоровьем.
– Эти Бивис и Бадхед, мамуля, – не унималась Настька, семеня за матушкой, шествующей на кухню, – дом скоро превратят чёрти во что… – Шли театральные жесты. – Какой-то Чернобыль!
Ирина сдержанно наущала:
– Нюся, это генотип, данность, которую должно принимать и пестовать. Средствами по имени любовь.
– Я и говорю, эти Эдисоны… Мы, женщины, призваны индуцировать и корректировать. Им же во благо.
Ужин. Семья асинхронно хлопотлива и вместе с тем солидарна – Настасья заботливо подвигает к Артему хлеб, объявляет вдохновенно:
– Между прочим, Тёму на городскую олимпиаду по физике выдвинули.
Мама, не без елея:
– Как всегда, я все узнаю последней.
– Скромность – хламида героев! – патетически возвестила Настя, однако, тут же прыснула.
Подал голос Вадим:
– Физика мужчине все-таки больше к натуре. История, признаемся, штука пластилиновая, больше женского рода – я, помнится, тоже проблемы имел.
Ирина суховато подправила:
– Поостережемся с аналогиями.
– Оно – вертится, – вякнул Вадим.
Артем впрыснул энтузиазма:
– Если удачно с этой олимпиадой сложится, на всегоссийскую отпгавят. Это, пгактически, поступление в МГУ.
– Вау! – авангардно тявкнула Анастасия, предваряя философски-иронический подхалимаж. – На осине не растут апельсины.
Папа гордо сделал движение плечами, вероятно, уточняя, что в казуистическом смысле осина – он.
Лицо Насти вдруг проморозилось, взъярился взгляд:
– Тёма! А как же я, если ты уедешь?!
Артем замер, засим пошел громко хлопать веками, что означило обнаружение неучтенного отрицательного ингредиента надвигающейся перспективы. Последовало совместное молчание. Завершила операцию Ирина, умильно провозгласив:
– А вот
