углу кабинета.
Но Виолетта, смущённо поворачивая головку то направо, то налево, не в силах уследить за челночно бегающим позади неё Обобуровым, сделала вид, что не поняла его намерений, и уселась в кресло к приставному столу. Василию Васильевичу и в голову не приходило, что терпкий аромат его побелевшего в местах соединений пиджака, с которым не способны соперничать ни «Командор», ни Currara, ни тем более «Шипр», могут по-разному восприниматься его супругой Тамарой Мартыновной и Наилёй-Виолеттой Савалеевой. «И мелькали даты, унося года», – с иронией мысленно пропела Виолетта.
Чтобы не возвращаться более к одежде Виолетты Савалеевой, следует сказать, что одежда её обладала некоторыми особенностями, общими для одеяний тех женщин, которые не исключали в полной мере возможности служебно-производственных романов. И эти-то особенности одежды усиливали и без того существенный чувственный компонент обобуровских душевных процессов.
И в мыслях – с каждой секундой – он всё более ограничивал сексуальную цель соединением одних только гениталий, а спустя минуту уже с тупым недоумением пялился на единственную заклёпку сшитой с запахом юбки и, дрожа, массировал подлокотники кресла. Обобуров слышал звук голоса Савалеевой, однако сознание его не в состоянии было отразить услышанное в словесных и образных формах.
– Ну хорошо, хорошо, – выговорив все шесть «о», сказал Обобуров, – мы с этим разберёмся.
И потянулся к заклёпке. Савалеева мягко вернула руку Обобурова на подлокотник кресла и воскликнула:
– Вас-силий Вас-силич, вы же меня не слышите! Я говорю: вас хотят привлечь к уголовной ответственности! Я вам вчера даже домой звонила. Но не застала вас.
– Виолочка, давай ещё выпьем, – предложил Обобуров, натужно улыбаясь тёмному пятнышку одной из покачивающихся в такт движениям выпуклостей её.
Весь мир реальности спрессовался вокруг прелестей Виолочки, и слова женщины никак не могли пробиться сквозь барабанную дробь рефлектирующей души Обобурова. Савалеева, пытаясь добиться понимания, и повышала громкость голоса, и меняла тональность его, и ускоряла поток произносимых слов – всё тщетно, пробить шестислойную кору наполненного острыми, болезненными искрами мозга мужчины ей не удавалось. И в доказательство известного постулата о том, что «устремлённому достаточна самая тонкая поверхность», с упорством бродячих муравьев, ломился Обобуров к фатально мерцающей цели. И уже зелёные огоньки раздражения вспыхивали в кругленьких рыжих глазках его.
Однако и устремлённый может спотыкаться на промежуточных этапах.
Арсов стоял, полуотвернувшись к окну двери, на предпоследней ступеньке. Это очень удобная позиция. Вся полость автобуса – в сфере обзора. И выйти в любую минуту можно без особых затруднений. Боковым зрением Арсов надёжно держал объект наблюдения и был убеждён в том, что выйдет сразу же вслед за ним и будет сопровождать блондина неопределённо долго, не приближаясь
