не ходить вам больше в лес? Скажись больным. Гляди, как исхудал.
– Ага, не ходи! До самой до весны теперь топором махать придётся.
Иван и правда выглядел больным. Похлебал щей, выпил кружку молока, забрался на чуть тёплую печь и заснул.
Ваня тем временем затопил баню, принёс с мороза кусок мяса и теперь растапливал печь. Василиса возилась с тестом, Анна чистила картошку для шанег, и женщины разговаривали вполголоса, чтоб не тревожить заснувшего Ивана.
– Лесосека теперь километров двадцать отсюда будет. Утром подвода поехала в Аряж, подвезли нас, потом до Куеды мужик один довёз, а дальше пешком. Нет, бани нет. Все в одном бараке, а его сколь ни топи, выстывает быстро. Нет, я в лес не хожу. Варю на всех да мою, печь топлю ветками. Кое-как отпросились на три дня. Сегодня, считай, уж день прошёл, а послезавтра к вечеру надо там быть. Да, так и сказал: «Через три дня не вернётесь – в Сибири отдыхать будете». Да какая там кормёжка? Баланда да сухари. И порядки как в тюрьме. Вроде никого не убили, не ограбили, а виноваты оказались, – сетовала Анна.
Два дня Иван да Анна отъедались да отсыпались, на третий день сразу после завтрака собрались обратно в лес. Дорога неблизкая, а темнеет теперь рано. Ладно снег за эти дни хороший выпал, всё светлее.
– Смотрите, Спиридониха пожаловала. – Ваня сидел у окна и первый заметил гостью. – Одна чё-то идёт, без дяди Спиридона.
– Где одна? Вон Катька с ней. А Спиридона и правда не видать.
Марию по деревенскому обычаю за глаза называли по имени мужа – Спиридонихой. От её визита не ожидали ничего хорошего. Так и вышло. Мария вошла в избу с зарёванным лицом. У Катьки, её младшей дочки, не утёртые сопли висели до нижней губы, и умывалась она, было видно, слезами. Слёзы размазали грязь на детском личике, да так и высохли.
Анна сразу увела девочку к умывальнику в уголке за печкой, помогла раздеться, умыла, принялась расчёсывать гребнем колтуны на голове ребёнка. Никогда раньше дети Спиридона не были такими неухоженными. «Видать, что-то серьёзное стряслось», – раздумывала Анна, занимаясь с Катькой. Своих детей у них с Иваном так и не случилось, и Анна тосковала, глядя на чужих, при любом случае с удовольствием возилась с детишками.
Марию усадили за стол с картофельными шаньгами, которые аппетитно пахли на столе. Василиса напекла их сыну на дорожку.
– Вот, испей кваску, шанежку покушай да расскажи, что стряслось. Вижу, не с доброй вестью пришла, – приговаривала Василиса, придвигая блюдо поближе к гостье. Сама поглядывала на старшего сына: дескать, понимаю, не ко времени гостья, да что делать?
Мария машинально взяла шаньгу, откусила, безучастно жевала, глядя в пространство перед собой.
– Да не томи, говори, что стряслось? – Василиса крепко взяла её за плечи, не спросила, приказала.
– Всю семью загубил, ирод проклятый! – наконец еле слышно пролепетала Спиридониха, и слёзы полились из её
