серо.
Глава пятая. Падение
Если есть на свете сила, которая раскрывает у человека орлиные крылья, то имя ей, бесспорно, надежда. Как бы отвержен, презрен, жалок ни был человек, пока его сердце горит надеждой, у него достанет сил на борьбу.
Мэгг в одночасье лишилась всего, что долгие месяцы питало её душу. Где все её роскошные платья? Их нет, они растаяли, как утренние сновидения, и вместо них её тело прикрывают жалкие лохмотья. Где богатые апартаменты, громадные бальные залы, толпы слуг? Дуновение злого ветра уничтожило красивую сказку, разбило мечты и обратило роскошные покои в убогую, пронизанную могильным холодом каморку. Где её жених, её дорогой милорд Эскот, Тео, как она решилась назвать его однажды и как мечтала называть всю жизнь? Он не пришёл, не утешил её, не вызволил из цепких лап закона, оставил на милость равнодушным палачам.
Но всё-таки её сердце согревала надежда. Пусть любовь оказалась обманом, а мечта – всего лишь сказкой, у неё осталось настоящее, реальное. У неё остался Рей. Выбравшись из тюрьмы, она обойдет сто дорог, заглянет в каждый город, в каждое село, чтобы в одном из них отыскать Рея, обнять его за шею, прижаться к нему и уже никогда не отпускать.
Эта сладкая мысль поддерживала её, когда зубы стучали от холода, а тело, привыкшее к мягким постелям, нещадно ныло на жёсткой соломенной лежанке, когда живот подводило от голода, который не способна была утолить скудная пища, когда к горлу подкатывала тошнота от запаха собственных нечистот.
Дни и ночи слились воедино, в каморке не было даже жалкого оконца, и время удавалось следить только по коротким визитам угрюмых стражей, носивших еду. А ещё – по тому, как иссякали её магические силы в попытках хоть немного согреться. Кажется, прошло пять дней.
Внезапно лязгнул замок (неурочно, обед только принесли).
Сердце Мэгг забилось в предвкушении – что, если её спасут, оправдают или хотя бы отпустят? И тут же замерло от ужаса – что, если её приговорят к смерти?
Дверь отворилась, и вошёл человек, которого никто бы не ожидал увидеть в стенах тюрьмы. Это был монах. Он был облачён в грубую серую рясу, его голову покрывал глубокий капюшон. На груди висел не золотой, не серебряный, а деревянный знак Ока.
Стражники внесли два факела.
– Оставьте нас, – прошелестел монах.
Двери закрылись. В безотчётном ужасе Мэгг вжалась спиной в ледяной камень. Она не знала, почему, но её напугал этот монах. Словно она видела когда-то во сне эту фигуру, этого жуткого предвестника бед.
А потом монах опустил капюшон, и Мэгг увидела его лицо. Всевышний, что это было за лицо!
В нём не было ничего уродливого, но каждая черта только усиливала животный ужас. У монаха были очень высокие скулы, узкие, западающие щёки и глубоко посаженные глаза, в глубине которых горел какой-то жуткий огонь. Чёрные волосы были, наверное, острижены уже очень давно, и теперь отросли и опускались почти до плеч. Губы были настолько бледными, что едва выделялись.
Он
