издеваетесь?! – Коннор непонимающе воззрел на целительницу. – Вам принесли раненую девушку, а вы ее даже осматривать не собираетесь! Может, здесь что-то серьезное!
Парень присел возле Альмы, пытаясь хоть что-нибудь понять:
– Да она вся горит! – прошептал он, положив ей руку на лоб. – И все лицо у нее поцарапано. Как вы можете это объяснить?! Ей не грозила смерть, да?!
– Она же вернулась, и живая. Карты не врали, – холодно из-за спины пробормотала Джун.
– Судя по следам, она шла одна и просто упала, – встрял в диалог Клауд, придерживая одной рукой приоткрытый полог. Он собирался уйти.
– Подожди! – окликнул его брат. – Ты можешь все проверить? Ведь здесь и дураку понятно, что Альма не сама себя так потрепала. Здесь должно быть еще что-то.
– Ладно, – флегматично кивнул следопыт без капли энтузиазма. – Я как раз собирался заняться этим и обо всем доложить Эрике.
Не дожидаясь продолжения разговора, промокший седовласый воин вышел под дождь, отчего Коннор вновь почувствовал пронизывающий холод непогоды, проползший по рукам и шее. Джун, закончив работать над зельем, склонилась над бедной девушкой и начала аккуратно трогать ее голову рукой, после чего с озадаченным видом произнесла:
– Мелани, мне понадобится твоя помощь, а вас, юноша, я попрошу удалиться. С вами мы позже поговорим.
Коннор лежал в своей палатке и при тусклом свете лампады изучал странный и довольно ветхий фолиант, написанный от руки. Сколько бы он ни старался – почерка автора он разобрать не мог, но из-за своей упорности досидел с книгой до поздней ночи. Юноша не имел привычки бросать дела, сделав их только наполовину, и это было его самое страшное кредо. Фолиант он нашел на одном из привалов отряда мятежников под поросшим мхом камнем и никому об этом не сказал, думая, что подобная пустая безделушка никого из солдат не заинтересует. И вот только сейчас у него дошли руки до изучения странной находки.
Из-за переживаний за подругу сон никак к нему не шел, и тот, долгое время проворочавшись в своем спальнике, решил заняться чтением. Но «чтением» это было назвать трудно, потому что каждое написанное слово юноше давалось с огромным трудом. Хотя, в глубине души он и знал, что Альме уже ничего не угрожает, но все равно никак не мог прийти в себя и унять свое шустрое сердцебиение. Коннор пытался успокоить себя, что Джун знает свое дело и лечит всех хорошо без исключений, но… Стыд. Он чувствовал именно стыд, вспоминая о целительнице, и ему сразу же хотелось забыться.
Зачем надо было так нервничать, кричать? Он был неправ, и с каждой новой минутой понимал это все больше в своей тугой и дурной голове. С утра пораньше он твердо решил пойти к Джун и извиниться перед ней за свою грубость, серьезно поговорить, а также проведать свою подругу, которой должно было стать лучше. Коннор не сомневался, что к рассвету девушка уже придет в себя и расскажет все, что случилось в этот ужасный день до всех мельчайших подробностей.
Сначала, пролистывая
