снова сел на месте:
– Она же обычный человек! Как ты можешь так говорить?! Ей просто не везет!
– О, да! Обычный человек, общающийся с Охотниками, и из-за которого нас преследуют одни проблемы, – Калуд скорчил надменную мину, будто пытаясь этим подтвердить свою правоту.
– У тебя нет доказательств! – вновь воскликнул юноша, принимая тот факт, что брат все-таки был прав, но очень по-своему.
– С ее появлением здесь на наши отряды начали нападать гораздо чаще, разве это не кажется тебе странным?
– Простое совпадение, – отмахнувшись, кинул Коннор.
– Я так не думаю, – скептически произнес мужчина. – Это наверняка очередная задумка Аластора.
– Клауд, что с тобой стало? – серьезно спросил юноша, стараясь в повисшем в палатке полумраке разглядеть ледяные глаза брата, хоть при тусклом свете лампады это было почти невозможно. – Ты стал таким жестоким, подозрительным и бессердечным, а временами ведешь себя просто невыносимо. Где мой прежний старший брат, которого я знаю с самого детства? Ты же подозреваешь невинную девушку, которая никогда не брала в руки оружие, в предательстве! Это бред! Хорошо, что мать тебя не слышит!
Клауд в момент насупился:
– Это мне интересно, что с тобой стало, – седовласый воин снова надел маску высокомерия и злобно сверкнул глазами, будто Коннор ему и не брат вовсе. – Ты слепо веришь каждому встречному, как ребенок, словно тебя никогда не обманывали. Я думал, смерть Мири должна была научить тебя кое-чему, но ошибся. Если тебе всадят нож в спину – ты вспомнишь об этих словах.
Больше не задерживаясь, мужчина вылез на улицу, и, надевая сапоги, уже оттуда произнес:
– А Альма твоя в скором времени обязательно ошибется, и тогда я ее настигну.
Звук удаляющихся шагов по гравию и шуршащей траве заглушил дождь, тихо барабанящий по палатке. Все кончилось.
После разговора на душе у юноши остался очень неприятный осадок, как будто только что нечто противное и склизкое потрогало его у самого сердца.
Сколько еще неприятностей принесет этот человек?
Коннор погасил лампаду, надеясь поскорее заснуть и забыть сегодняшний день, но, накрывшись шкурой с головой, он вдруг стал обдумывать разговор с братом, от чего в его голове поселилась еще одна навязчивая мысль, прогоняющая сон прочь: тот Охотник жив и он захочет отомстить.
Духота. Жар, как от раскаленной печи, витал в воздухе. Дождь кончился. Вся в поту я проснулась в шатре Джун и стала различать яркие солнечные лучи, бьющие в его стены.
Ведь только недавно я с трудом передвигала ноги по скользкой грязи, изо всех сил пытаясь удержать равновесие. Все плыло перед глазами, будто в тумане, да и я сама как во сне брела меж деревьев, хватаясь за каждую ветку или ствол дерева, чтобы не упасть. Но, видимо, что-то пошло не так, раз я вообще не помнила, как дошла до лагеря.
При пробуждении я почему-то подумала, будто пасмурного «вчера» и вовсе не было: у меня ничего не болело, а в теле ощущалась приятная
