звон загремевшего котелка, опрокинутого ногой в исступлении гнева, хлесткие затрещины не уразумевшим сказанное вышестоящим с первого раза. Начиная с вечерних сумерек, в течение ночи и до ранней зари на стене лагеря можно было наблюдать фигуру одного и того же человека, резкие беспокойные движения которого говорили о нервозности, не имеющей выхода.
Не спавший несколько дней Скатола продумывал решение возложенных на него задач, он вникал во все мельчайшее, происходящее в лагере, отчего жизнь простому солдату казалась еще невыносимей. В эти дни в лагере установилась жесточайшая атмосфера нетерпимости к отклонениям от устава караульной службы. Не было никого, кто бы праздно проводил свое время. Казалось, что даже вольные птицы не могли пересечь лагерь, не спросив разрешения у Скатолы.
Еще поутру солдаты радовались, что минули дожди, но к полудню уже кляли пришедшую духоту и жаждали от нее избавления.
Невзирая на иссушающий зной, Скатола расхаживал по стене в полном боевом вооружении. Горячий ветер жаром обдувал его, неся неведомые запахи чужой земли. Не замечая гула в голове от бесконечных ночей, боли в воспаленных глазах, щурясь, Марк пристально всматривался в даль уходящей дороги.
Наконец-то увидев авангард центурии Статия, выходящий из леса, Скатола почувствовал, как ликование охватило все его существо, как вразнобой в измученных членах его тела пульсирует сердце. В немом оцепенении от навалившейся разом усталости он наблюдал, как на горизонте вырисовывается вся когорта. За ней кажущийся бесконечным обоз и замыкающая колонну конница. Когда же колонна вступила в лагерь, из душ солдат, оставшихся в лагере, стали вырываться радостные приветствия, шутки, атмосфера лагеря наполнилась смехом, растворив нависшую обреченность и угнетающую неуверенность. Слух солдат услаждал нарастающий гам от мерного скрипа колес от повозок, топота копыт, бряцания оружия и амуниции, даже лошадь, навалившая большую дымящуюся кучу почти на сандалии Марка Скатолы, была прощена и лишена вразумлений плетью. От всеобщей радости и единения простым солдатам хотелось побыстрее охлопать своих товарищей по плечам, собирая с их одежд завидную долю дорожной пыли и соленого пота.
Рядом со Скатолой стоял Цецина, нетерпеливо вглядываясь в хвост колонны, ему было видно, что, несмотря на близость лагеря, всадники были насторожены и внимательны. За спинами Марка и Галерия суетился Тит Муллей, привставая на цыпочках, он бесконечно выглядывал то из-за левого плеча Скатолы, то из-за правого Цецины. Муллей перебирал в руках бумажные свитки и издавал тяжелый вздох, наскоро оглядев объем документов. Вся колонна представляла для него не людей, обоз и конницу, а идущие в ряд кипы официальных и неофициальных бумаг. Его глаза вместо легионера видели врачебные осмотры, направления новобранцев и послуживших солдат, расписание дежурств, ежедневные списки паролей часовых, записи уходов и прибытий,
