кожа, крупные кисти рук при общей почти болезненной худобе, тяжёлые ботинки – пока ещё из военторга, мартинсы будут потом, почти на исходе зелёных волос. У него на столе уже поселилась моя любимая книга, которая ещё не покрылась десятым слоем пыли – это потом. Только я всё ещё не помню его, вот беда.
Кэп. Кэп тоже уверен, что знает меня.
Я припоминаю его, но смутно. Кэпу около тридцати и он предпочитает, чтобы за словом «Капитан» шло слово «Америка», но я так и вижу, как на лбу у него маркером для белой доски написано «Очевидность». Наверно, поэтому он предпочитает, чтобы его звали Кэпом, без уточнений.
Кэп ходит в ногу со временем. «Преимущественно строем», – думаю я, слушая, как оглушительно он топает взад-вперёд по моей кухне, расписывая какие-то брэнды, стартапы, маркетинговые стратегии и хвастаясь своим безупречным английским. «Я же лингвист по первому высшему», – добавляет он таким тоном, как будто, услышав об этом, я должен срочно броситься ему в ноги и истово помолиться доселе неизвестному, но определённо очень могущественному божеству.
По второму пиарщик, ой, извините, «специалист по связям с общественностью». И мартинсы, которыми так гордится бедняга Хэл, давно уже на помойке, не говоря уж о неуклюжих армейских берцах, почивших после очередного летнего фестиваля в каком-то не то болоте, не то лесу.
Кэп частенько попадается мне навстречу то в угловом продуктовом, то в метро на «overcrowded» – «извини, привычка!» – пересадке на кольцевую, ближайшей ко мне. Смотрит укоризненно, мол, как ты можешь, поглаживает так толком и не отросшую, но тщательно расчёсанную бороду (гладкий подбородок Хэла на этом месте наверняка бы нервно дёрнулся от одной только ярко маячащей перспективы) и, плотнее прижав к себе «простигосподипортмоне» (тоже Хэлловский термин), больше всего похожее на дамскую сумочку, шагает на ленту эскалатора, едущего в противоположном от меня направлении.
Кэп обижен, и его можно понять. Я ведь на самом деле отлично всё помню. Просто очень не хочу вспоминать.
Ещё есть Инди – независимый и равнодушный. Инди заделался программистом (заметьте, уже третья вышка! упорный мальчишка, правда), но это его не спасло. В смысле, конечно, не его, а меня. В смысле – с ним мы иногда даже сталкиваемся нос к носу в подъезде, я обычно выхожу подышать поздно вечером, а он приходит с работы, иногда ближе к полуночи, а время от времени и того позже. От сидячей работы Инди отяжелел, хотя в нём до сих пор ещё угадывается Хэлова худоба. У него побаливает спина и отлично растёт борода. Инди женат («Господи, зачем? Жениться должен был Хэл!»), у него дочь Вероника, милая девочка не без странностей. Впрочем, без них так и так не обходится. Когда мы сталкиваемся в дверях, Инди смотрит на меня очень внимательно, но не подаёт виду, что мы знакомы, и, пожалуй, это лучше всего: говорить нам с ним ужасающе не о чем.
В промежутках были другие. Кто-то гостил дольше, кто-то меньше, но имён ни к одному из них не приклеилось. Их я тоже иногда вижу, очень редко, идущими по соседней улице, гуляющими в парке, у каждого из них всё вроде бы сложилось
