мягким голубоватым светом. – Холодно на ветру.
Майор был прав, ветер пробирал до самых костей. Инга молча полезла внутрь и уселась на одно из кресел. Фээсбэшники запрыгнули следом, задвинули дверь.
В салоне пахло настоящей кожей, явственно ощущался аромат кофе; на одном из сидений Инга приметила заляпанный коричневыми разводами термос. На месте водителя темнел чей-то коротко стриженный затылок, но его обладатель даже не обернулся, похоже, просто шофер.
– Просим прощения за столь поздний визит, – вежливо начал майор, – но нам необходимо задать вам несколько вопросов. Где вы находились между восемью и десятью часами сегодняшнего вечера?
– Проще было бы спросить, откуда я сейчас возвращаюсь, – резонно заметила Инга. – Была на поминках тещи моего друга.
– Евгения Гольдберга? – уточнил капитан.
– Да.
– Во сколько именно вы вышли из его дома?
Инга призадумалась, вспоминая.
– Примерно в половину одиннадцатого, – сообщила она.
– Как добирались?
– Метро, потом пешком. Что-то случилось?
– Случилось, – Рыльцев стрельнул глазами в коллегу, потом посмотрел на Ингу исподлобья тяжелым, мрачным взглядом. – Когда в последний раз вы контактировали с Дмитрием Мирошниченко из вашей лаборатории?
Она нахмурилась, припоминая, затем ответила:
– Где-то неделю назад, сразу после моего отстранения. Он позвонил мне…
Майор кивнул, принимая ответ, и сказал:
– Два часа назад его не стало.
– Что?! – Инга вскинулась, вскочила, но ударилась о потолок и села обратно. – Как? Что произошло?
– Давай, Лёва, расскажи, а то меня выворачивает, – обратился он к сотруднику.
Апраксин глубоко вздохнул и начал:
– Дмитрий совершил самоубийство просто невероятным способом, такого даже в трэшевых ужастиках не увидишь… Разорвана грудь, выломаны ребра, вырвано сердце. Кровищи – море. Его и нашли таким, с собственным сердцем в ладони.
– О господи! – выдохнула Инга и растерялась, мысли разбежались в стороны, словно бусинки, упавшие на пол с разорванной нитки ожерелья. Взгляд заметался по салону, голова закружилась. Она выдала первое, что пришло на ум: – Неужели человек может сам себе вырвать сердце?
– Получается, может.
– Но… почему? Что…
– Не догадываетесь? – Рыльцев подозрительно прищурился.
– К-кошмары? – обреченно выдавила Инга.
– Три скрещенные посередине сиреневые линии, – безжалостно подтвердил майор, – три ночи подряд, а сегодня… вот, во сне прямо. Жена рассказала. Мы оттуда – сразу к вам.
Инга схватилась за голову, поверить, что это не розыгрыш, было почти невозможно.
– Почему же он мне не позвонил, не сказал…
– А
