ползком приблизились к лагерю и, стремительно поднявшись во весь рост, начали остервенело рубить шашками налево и направо. Вскакивавших станичников, отчетливо видневшихся в отблесках многочисленных костров, отстреливали сидевшие в засаде горцы. Аслан успел опередить торопливо вскинувшего ружье пожилого казака с вислыми усами и, коротко размахнувшись, полоснул его по животу шашкой. Сизые внутренности, дымясь, вывалились наружу, казак выпучил глаза, судорожно хватая руками воздух, и как-то боком осел на землю. Харун погнался за убегавшим молоденьким пареньком и, схватив за плечо, ударил его в спину с такой силой, что кинжал, с хрустом пробив кости, вышел наружу через грудь. Сраженный наповал, казак рухнул ничком на землю, и горец, наступив на неподвижное тело сапогом, выдернул застрявший нож, возбужденно озираясь в поисках следующей жертвы. Сорвав с плеча ружье, Мата на бегу выстрелил прямо в лицо раненому, который тщетно пытался достать саблю из запутавшихся ножен, и, вытерев рукавом пылающее от азарта лицо, забрызганное кровью и мозгом убитого казака, остановился.
Не обращая внимания на предсмертные хрипы и стоны, они собрали оружие с патронами и весь скот. Довольный Аслан, как птица, взлетел на коня и тронул поводья, но лошадь, наступив на чье-то мертвое тело, взвилась на дыбы, сбросив зазевавшегося седока наземь. Подстегиваемый издевательским смехом спутников, он стремительно вскочил на ноги.
– Не горец ты, а горянка, нацепившая мужскую одежду! – сотрясаясь всем своим круглым телом, заливался хохотом Мата.
– Трем вещам никогда не должен доверять мужчина, – глубокомысленно изрек, подняв указательный палец, Харун, – коню, винтовке и жене. Конь фыркнет, поднимется на дыбы и осрамит навеки, винтовка даст осечку в самый нужный момент, а жена…
Охаживая плетью вертевшегося под его ударами коня, Аслан злобно оскалился:
– А ну заткните-ка рты, а то и вам достанется! Я таких слов и родному брату не спущу!
Еле успокоив свою лошадь, он поставил было ногу в стремя, но оглянулся на сдавленный стон:
– Добейте Христа ради… мочи нет…
Аслан оглянулся на раненного им казака, который лежал в скользком месиве собственных внутренностей и хрипел, скрюченными пальцами хватаясь за землю и траву, уже покрытую росой.
– А кто тебя сюда звал, а? Это наша земля, наши горы! Ты хотел аулы наши разрушить, а нас истребить? Подыхай же, как собака!
– Ничего, и тебе жить осталось недолго! – вместе с кровью из последних сил выплюнул раненый.
Бросив поводья, Аслан метнулся к нему и, с хищной яростью схватив его за шею, ткнул перекошенным от боли лицом в росистую траву:
– Ты за этой землей пришел, да? Вот и ешь ее, жри, говорю!
Одинокий выстрел отрезвил и поднял его на ноги – Мата, прервавший наконец мучения раненого, хмуро сказал:
– Ты что делаешь? Прояви уважение, он, конечно, враг, но встретил свою
