В данный момент им управляло вино. Какой стыд. Синьор да Риальто глупо хихикнул, отвешивая шутовской поклон. Я поморщилась, а заметив быстрый взгляд супруга, покраснела.
– Примите благодарности, ваша серенити, и заверения в…
– Пустое, губернатор, – перебил Чезаре. – Надеемся, вы послужите во славу Аквадораты.
Тон супруга был скептичен, ни на что он не надеялся.
– Дона Филомена, – не унимался да Риальто-младший, – примите заверения…
Тишайший потянул меня за руку:
– Идем.
Шаг, другой. Я смотрела прямо перед собой. Стыд выжигал меня изнутри. Так иногда бывает, когда стыдно не за себя, а за другого. Хотя нет. За себя. И я была влюблена в это ничтожество? Хорошо, что здесь много людей, хорошо, что толпа быстро сомкнулась, скрывая от меня Эдуардо. Скорей бы полночь.
Музыка, вино, веселье. Нас усадили во главе стола в большой обеденной зале. Смотровое окно выходило на залив, арочные распахнутые двери позволяли видеть галерею и часть двора. Везде горели разноцветные фонарики, между колонн язычками пламени извивались акробаты в пестрых костюмах.
Потянулись торжественные речи.
– Ничего не ешь, – велел дож, перехватив мой голодный взор. – Артуро должен сначала все проверить.
– Ну, вряд ли командор будет травить нас в своем доме.
– Законы гостеприимства его обычно в этом не ограничивают.
– Неужели? – Я посмотрела на синьора да Риальто, который как раз протокольно вещал с противоположного конца стола. – Он кажется таким милым.
– Именно, что кажется.
– Филомен сказал мне…
– Замолчи.
Я обернулась по сторонам. Рядом находились наши дворцовые слуги, соседние кресла у стола занимали наши придворные. Крысы? Филомен говорил, что во дворце завелись крысы. Значит, Чезаре не доверяет вообще никому. Как плохо и как сложно.
Поаплодировав командору, я спросила нейтрально:
– Какой костюм выбрал себе дражайший супруг для карнавала?
– Вот только нарядами я еще не занимался.
– А я буду русалкой.
Тишайший фыркнул.
– Его серенити не любит русалок?
– Его серенити не за что их любить, – пояснил дож любезно. – Они заколдовали его серенити.
– Тишайший Муэрто помнит имена злокозненных колдуний?
– Его тревожит любопытство, проявляемое серениссимой по этому поводу.
– А серениссиму печалит охлаждение к ней тишайшего супруга, – проговорила я, глядя прямо в глаза цвета спокойного моря.
Мое сердце ударилось о ребра и замерло в ожидании, я перестала дышать, боясь ответа.
– Может, – хрипло спросил дож, – мне удастся утолить печали серениссимы?
Нас прервали. Кардинал Мазератти желал произнести тост.
Чезаре его выслушал, приветственно поднял бокал и отставил его, даже
