же взгляда женой фабриканта промелькнула та самая божественная искра, которая никак не попадает под определение банальной симпатии между мужчиной и женщиной. Но его любимая женщина была чужой женой и имела двоих детей. А муж её был директор на заводе, на котором он успешно служил.
И Яков Михайлович, и Ольга Андреевна уже давно перешагнули тот невидимый порог житейской зрелости и мудрости, когда сразу же ясно и четко осознаёшь смысл любого жизненного явления, с которым приходится сталкиваться. Оба они понимали, что именно неуклонно и неотвратимо надвигается на них. И оба догадывались, какую цену придется заплатить за эту внезапную любовь и возможное безрассудство.
И именно по этой причине, сопротивляясь затягивающему его, будто в бездну, водовороту чувств, Яков Михайлович перестал ходить туда, где мог встретить Ольгу Андреевну. Сделать это оказалось легко, так как работы в тот момент на него навалилось много: одновременно с наладкой станков в уже работающих цехах, получением, исполнением и отгрузкой заказов для начинающих сельских работ, когда московским семьям, готовящимся к летним посевным работам, вдруг понадобилось заказывать садовый и огородный инвентарь в неисчислимом количестве, и их кузнечный цех работал в три смены, к тому же приходилось делать ремонт на последних этажах нового корпуса.
Пришла весна. И Ольгу Андреевну закружили совсем другие заботы: она собиралась с семейством на дачу, и нужно было перед отъездом привести московский дом и хозяйство в порядок.
Оказавшись на даче, она успокоилась, наивно полагая, что забыла и вычеркнула из сердца так сильно заинтересовавшего ее человека. Она надеялась, что навсегда одела свое сердце в крепко сшитую ею броню безразличия.
И вот она здесь за сотню верст от Москвы. И до той минуты пока Иван не напомнил ей о Гиммере, наивно полагала, что забыла о нем, уверив себя, что все случившееся – ничего незначащее наваждение. Но она ошиблась.
Между тем, не замечая изменившегося лица жены, Иван продолжал радостно делиться с ней планами на осень:
– Вернемся в Москву, устрою званый обед в клубе, приглашу чиновников и именитых людей. Пусть все пройдет по высшему разряду. Это мой завод! Понимаешь, Ольга, мой металлургический завод. Гиммер скоро обустроит второй цех. Позавчера он телеграфировал, что установил и налаживает станки. Эх, хорошо бы потом наладить еще и прокатный стан! Чтобы свой металл делать, не хуже чем в Донбассе! – Глаза Ивана блестели от переполнявших его эмоций и радужных перспектив. Ему казалось – руку протяни и возьми в неё прибыль!
– Эх! да, что ты понимаешь? Я промышленник, и этот завод – моя душа! Знаешь, что я решил? Поселок для рабочих в Москве возведу такой же, как здесь. Баню людям построю, пекарню, лавки всякие, и казармы с амбарами. Люди должны держаться за завод, – Иван замолчал, всматриваясь внутренним взором в панораму будущей промышленной жизни, разворачивающуюся у него в душе. Потом будто очнувшись,
