не жалко хорошего человека прогнать?
– Нет. – Искренне удивился Иван. – Ты что же до сих пор не поняла, что у меня на первом месте – завод и прибыль, наши дети? А работники – никто! Люди – это песок, который сегодня здесь насыпан, а завтра его ветер перенесет, и песок окажется вон там! А песчинки-то, в этих кучках, все одинаковые! Так и рабочие, моя милая, для меня все одинаковые! И мне совершенно все равно, кто у меня сейчас будет работать. Егоров Петр Сергеевич, Помидор Васильевич, или кто-то другой! Был бы хороший инженер, который мне прибыль приносит. А какой человек, мне все равно! Конечно, Егорова я больше знаю, но если придется рассчитать его, то сделаю, даже не сомневайся, – Иван снисходительно глядел на Ольгу, как на маленькую и несмышленую девочку.
– Хорошо. Поступай, как считаешь нужным. Пойдем, пить чай, – предложила Ольга Андреевна и улыбнулась, – смотри, дождь опять собирается. Что за лето такое, не пойму, – кивнула она в сторону раскрытого окна. Слова Ивана только подтверждали, что он изменился даже по отношению к надежным и проверенным людям. (Когда успел стать таким бездушным и чёрствым?) И ей вдруг отчаянно захотелось уюта, надежности семейного миропорядка.
Серые тучи и впрямь как-то неожиданно быстро захватили в плен ясное весеннее небо, неистовый порывистый ветер нагнал откуда-то тучи и с силой принялся хлопать распахнутыми ставнями, грозясь сорвать их с петель. В воздухе запахло сыростью, в спальне стало нехорошо и зябко. Ольга Андреевна поднялась и подошла к окну. Закрыла рамы и обернулась к мужу:
– Ветер сильный. Не люблю его. То ли дело, мелкий ровный дождь поливает поле и огороды. Нам он в радость, правда, Ваня? И пашням, и лесам и нам в радость, – проговорила Ольга задумчиво и вгляделась в лицо мужа.
Они перешли в столовую, где Григорий накрыл для них завтрак. В центре стола возвышался начищенный медный самовар, наверху которого сидела тряпичная кукла в красном сарафане, рядом с самоваром лежали на подносе бублики и пряники, булки, ватрушки и коврижки. Стояли на столе маленькие чайники с различными заварками, чашки, блюдца, два изящных молочника и кувшин с топленым молоком. Рядом примостилась сахарница с колотым сахаром, различные варенья в вазочках, повидла и пастила, яблочные и грушевые, абрикосовые и вишнёвые. Около стены на стуле притулился Григорий. Увидев вошедших хозяев, подскочил в ожидании распоряжений. Ольга Андреевна отпустила его и принялась хозяйничать.
– Тебе какой кирпичный или травяной? – спросила она, примеряясь, какой чайник взять в руки. – Кирпичный, – отозвался Иван и подал жене свою чашку.
– Бармасов сказал, что зябликовские мужики отказываются работать из-за того, что ты им мало платишь, – делилась Ольга новостями.
Кипяток, возмущенно журчал, низвергаясь из уютной и блестящей самоварной глубины, и точно такое же возмущение прозвучало в ее голосе.
Затеяв разговор о мужиках, отказывающихся выполнять работу на их полях, из-за низкого жалования, Ольга Андреевна, как и муж, думала, прежде всего, о количестве урожая. И совсем не думала
