порыва ветра, когда Матильда и Цастроцци вошли в мрачный и тесный каземат. Они опасливо спускались по скользким и крутым ступеням. Пока они продвигались, светильник тускло мерцал сквозь мутные испарения. Наконец они достигли подножия лестницы.
– Цастроцци! – воскликнула Матильда. Цастроцци поспешно обернулся и, разглядев в темноте дверь, последовал указаниям Матильды.
На соломенной подстилке, прикованный к стене, лежал Пауло.
– Сжальтесь! О незнакомец, сжальтесь! – взмолился злополучный Пауло.
Цастроцци ответил презрительной усмешкой. Они взошли обратно по узкой лестнице, пересекли внутренний двор и оказались в столовой зале.
– Однако же, – промолвил Цастроцци, вновь сев на место, – какая польза от того, что этот малый, Пауло, сидит в темнице? Зачем вы держите его там?
– О! – ответила Матильда. – Я не знаю; но если вам угодно… – Она остановилась, но ее взор красноречиво довершил фразу.
До краев наполнив кубок вином, Цастроцци кликнул Уго и Бернардо.
– Возьмите это, – сказала Матильда, протянув им ключ. Один из злодеев взял его, и в считанные мгновения они возвратились к несчастному Пауло.
– Пауло! – громогласно объявил Цастроцци. – Я убедил графиню возвратить тебе свободу; вот, – прибавил он, – прими это от меня в залог твоего грядущего счастья.
Пауло низко поклонился; он до капли осушил отравленное питье и, охваченный внезапной и неодолимой дурнотой, повалился к ногам Цастроцци. Резкие судороги сотрясали его тело, губы его содрогались, глаза устрашающе вращались, и, издав мучительное и долгое стенание, он испустил дух.
– Уго! Бернардо! Заберите тело и немедленно похороните, – вскричал Цастроцци. – Что ж, Матильда, подобным образом умрет и Юлия; как видите, яд, который я припас, действует быстро.
Последовало молчание, в продолжение которого взоры Цастроцци и Матильды сполна высказывали преступную душу каждого.
Тишину нарушила Матильда. Нимало не потрясенная ужасным бесчинством, содеянным только что, она велела Цастроцци пойти с ней в лес, ибо имела сообщить ему нечто, предназначенное лишь для его слуха.
– Матильда, – промолвил Цастроцци, когда они шли по лесу, – я не должен оставаться здесь и в бездействии растрачивать мгновения, которые возможно употребить с большей пользой; завтра я должен покинуть вас – я должен погубить Юлию.
– Цастроцци, – отвечала Матильда, – я настолько далека от желания, чтобы вы проводили здесь время в постыдной праздности, что сама присоединюсь к вашим поискам. Вы отправляетесь в Италию, в Неаполь – наблюдать за каждым движением Юлии, отслеживать каждый ее шаг и под личиной дружества погубить ее; но остерегайтесь, напуская на себя голубиную кротость, позабыть о змеином коварстве. На вас полагаюсь я, и пусть она погибнет, сама же я потщусь разыскать Верецци;
