Уэсли исчезла, вместо нее на отвернувшемся лице проступила невозмутимая, почти дерзкая твердость.
– Люсьен Смит, он пошел ко дну.
Эверхарт бросил хмурый взгляд на товарища:
– В смысле, торпедирован и утонул? – Эверхарт произнес это, будто не поверил, и тотчас затараторил: – Он погиб? Когда это случилось? Почему… где это было?
Уэсли сунул руку в задний карман со словами:
– У Гренландии прошлым январем.
Он вытащил моряцкий бумажник – большую плоскую штуку с цепочкой.
– Вот его фотография, – сказал он, протягивая Биллу маленький снимок. – Хороший был малый.
Эверхарт взял снимок, хотел сказать что-то еще, но нервно осекся. Печальное лицо смотрело на него с фотографии, но он слишком смутился и больше ничего не разобрал: сумрачный Уэсли, шум улицы, набирающей темп к новому дню, радостное тепло солнечного света и музыка из ближайшего радиомагазина – все уносило это измученное маленькое лицо с грустными глазами куда-то далеко, в одиночество и забвение, в нереальное королевство, несущественное, как крошечный клочок целлулоидной бумаги в пальцах. Билл отдал фотографию и ничего не смог сказать. Уэсли не взглянул на снимок, засунул его обратно в бумажник и спросил:
– Где продаются яйца?
– Яйца… – эхом отозвался Эверхарт, медленно поправляя очки. – Двумя кварталами дальше.
На обратном пути, нагруженные пакетами, они говорили очень мало. Перед баром Уэсли показал на дверь и слегка улыбнулся:
– Мужик, давай зайдем и слегка позавтракаем.
Эверхарт последовал за своим спутником в прохладный мрак бара, где пахло чистотой и свежим пивом, и сел у окна, где солнце плоскими полосами ложилось на стол сквозь жалюзи. Уэсли заказал два пива. Эверхарт опустил взгляд и заметил, что у друга нет носков под мокасинами, – его ноги покоились на латунной перекладине с невозмутимостью, которая словно пропитывала все его бытие.
– Сколько тебе лет, Уэс?
– Двадцать семь.
– Давно ходишь по морям?
Угрюмый бармен поставил перед ними пиво, Билл бросил четвертак на стойку из красного дерева.
– Уже шесть лет, – ответил Уэсли, поднося золотистый стакан к солнцу и наблюдая за бурлением всплывающих пузырьков.
– Беззаботно живешь, а? – продолжил Эверхарт. – Портовые оргии, а потом снова в море, и так далее…
– Верно.
– Тебе, я так думаю, не с руки пустить корни в обществе, – задумчиво произнес Эверхарт.
– Пробовал однажды, пробовал, как ты говоришь, пустить корни… У меня была жена, ребенок на подходе, верная работа, дом. – Уэсли прервался и запил горькие мысли. Но продолжил: – Расстались, когда ребенок родился мертвым, такая вот бодяга: я отправился в путь, слонялся по всем Штатам, в результате ушел в моря.
Эверхарт сочувственно слушал, но Уэсли уже досказал.
– Ну, – вздохнул Билл, шлепнув по барной стойке, – я в тридцать два необыкновенно свободен и удачлив, но, честно говоря, я не счастлив.
