Итка. – Я поняла, когда он потерял меня в зарослях и не услышал, как я сломала ветку. Лисица спасла мне жизнь. И ты тоже. Но больше такого не делай.
Гашек не сразу понял, что она имеет в виду шишки, которыми он от отчаяния начал бросаться в Сташа. В тот момент казалось, другого выхода нет: только умереть. Если не единственным, то хотя бы первым.
Встречная телега скрылась за пригорком.
– Это ты нас спасла, – сказал Гашек, отведя взгляд. – И Якубово добро.
Впереди показалась широкополая шляпа возницы, а затем и он сам. Запряженный в повозку мул бодро шагал, не понукаемый хозяином. Наверное, они направлялись домой.
От этой мысли стало тесно в груди. Возница приветливо улыбнулся Итке; она, получившая строгое воспитание Берты Ольшанской, вежливо кивнула в ответ, но улыбка вышла вымученная.
Когда мерный скрип колес утих, Гашек решил сменить тему.
– Твоей кобыле нужно имя.
Итка, наскоро доплетая волосы, фыркнула:
– Не нужно.
– Мы же должны как-то ее называть.
– «Вороно́й» достаточно, и не зли меня.
– Но у нее есть имя, – настаивал Гашек. – Я просто не помню, чтобы Якуб его называл. Теперь у нее другой хозяин, можно дать новое. Так иногда делают. В Заречье…
Итка так посмотрела на него, что рассказывать, как там в Заречье, расхотелось.
Начал накрапывать дождь. «Поскорее бы попасть за ворота, – подумал Гашек, – под крышу какую-нибудь». Плащ один на двоих, а вымокнешь – чего доброго, сляжешь, и подумают на чуму.
– Будет Вечерницей, – сказал Гашек.
Итка равнодушно пожала плечами. «Не хочет привязываться к этой лошади, – предположил он, – после того, что стало с Вороном». А Гашек служил конюхом. В его прямые обязанности входило не допустить того, что стало с Вороном.
Они подъехали к городским воротам, назвались чужими именами, и внутри невысоких стен Бронта их захлестнул водоворот шума.
Здесь открыто торговали всем, что разрешено, а запрещенное не составляло труда раздобыть, зная нужные место и время. Школяры обеих бронтских академий, торговой и художественной, сновали по нешироким улицам, выделяясь в толпе одинаковыми модными стрижками и форменной одеждой. Те, что победнее, смотрели на прилавки с вожделением, побогаче – с некоторой долей разочарования. Вторых больше интересовала ночная торговля в тихих переулках: незаконно ввезенные в страну ингредиенты для красок или других веществ, обладающих не менее яркими свойствами, готовые порошки с различными воздействиями на неокрепшие умы, выпивка и драгоценности сомнительного происхождения. И, конечно, женщины.
За проституцию никого не преследовали, но особенность профессии обязывала делить территорию вечернего Бронта с контрабандистами и алхимиками. Впрочем, такое соседство всех вполне устраивало.
Гашек об этом знал, потому что несколько раз бывал здесь со Свидой по поручениям господина и, как ни неловко
