истребительная авиация флота – это одна из главных загадок той таинственной ночи. Ведь кроме Жилина было кому отдавать приказы. Появился и начальник авиации генерал Русаков, на месте командующий флотом адмирал Октябрьский, да и весь военный совет флота в полном составе на месте. Но никто никаких команд на подъем авиации в воздух не дает. И никто об этом не напишет. Этот вопрос все, абсолютно все мемуаристы обходят молчанием. Значит, могли быть силы, которые были сильнее командования флота… Товарищ Победимцев, – обратился Карамзин к Эдуарду Максимовичу, – подробно вникнуть в этот вопрос мы поручаем вам», – «Есть, товарищ полковник! – ответил Победимцев, – у меня уже готов ответ, но я доложу его позже, в сопоставлении с целым рядом других загадочных обстоятельств».
«Хорошо, – спокойно ответил Георгий Михайлович, – больше для нас в мемуарах Ивана Жилина ничего нет. Но очень много интересного, столь же загадочного, как в мемуарах, – в его переписке. А пока разрешите подвести итоги по воспоминаниям Ивана Сергеевича Жилина, начальника ПВО ЧФ в июне 1941 года, написанным в 1960 году.
Итак, полковник Жилин всю ночь до 04.35 утра – на НП и чего-то ждет. Все, что вокруг него происходит, почему-то происходит только в Севастополе. Про Одессу, Феодосию, Керчь и другие базы Иван Сергеевич ничего не пишет. Для меня как взрыв бомб сообщение Жилина о том, что в 2 часа 22 минуты в Севастополе объявлено «угрожаемое положение». Об этом же упоминают и Октябрьский, и Борисов. Рядовые читатели и тогда, и теперь не имели понятия, что такое «угрожаемое положение». А этот вопрос – очень и очень серьезный. Раскрыть всю глубину этого вопроса я поручаю себе. Загадка 4-моторного бомбардировщика нами пока не разгадана. Ну невозможно себе представить, чтобы полковник Жилин мог спутать 4-моторный бомбардировщик с «Юнкерсом» или «Хейнкелем-111». Вопрос об истребительной авиации мы поставили. А вот вопрос о решении на открытие огня по неизвестным самолетам остается открытым. Здесь прошу думать всех. Вот, пока так, дорогие мои товарищи. Я полагаю, что своей напряженной работой мы заслужили пятнадцатиминутный перерыв».
Орлов помчался на кухню. Карамзин и Победимцев вышли в сад, сыновья и внук отправились изучать немецкую штурмовую винтовку. Шпиц Лаврентий, доселе мирно дремавший и разомлевший от жары на веранде, удивленно поднял голову. Ему хотелось быть с хозяином, но не хотелось быть на жаркой кухне, а хотелось в сад, но там отсутствовал хозяин. После минутного мучительного раздумья Лаврентий, страдая от раздвоенности, поплелся в сад, но увидев большую бабочку, немедленно пришел в буйное оживление и стал носиться за ней, не обращая внимания ни на Карамзина, ни на Победимцева. И Карамзин, и Победимцев не обращали на Лаврентия никакого внимания, их занимали совсем другие проблемы. Откуда-то издалека донеслись звуки романса в исполнении Александра Малинина
