и этим подчеркивался ракурс, в котором художник наблюдал за своими моделями. Мне казалось, что он мог обрезать холст наполовину и задрать лица шутов ввысь. Но тогда бы они включились в диалог с собственным создателем. А так – копошились где-то внизу, схваченные посторонним взглядом, тяжелым и острым, как резак мясника.
Граф со Смелянским вроде бы еще упирались, но Надежда быстренько смерила нас острым и не слишком-то дружелюбным взглядом. Оценила градус компании и принялась руководить питейным процессом.
– Хорошо сидим. Так что давайте быстренько, все сглотнули и налили по новой. Сейчас я вам скажу, за что мы будем пить…
Странная у них была жизнь втроем, хотя и не в одной квартире. Надежда приходила к Графу через день, едва ли не по расписанию. Только она появлялась, хозяин отключал телефон и вывинчивал пробку, стерегущую звонок. Сам был тому свидетелем, пока спешно шнуровал ботинки в прихожей: заскочил к приятелю не вовремя и пришлось поскорее выметаться самому, не дожидаясь, пока подхлестнут веником. Сергей был невозмутим, нетороплив и спокойно договаривал со мной у выхода: я, присев на корточки, выворачивал шею, он – поглядывал вниз с табурета, ковыряясь одновременно в щитке. Зато Надежде, очевидно, делалось невтерпеж. Как-то злобно она шныряла по коридору из комнаты в кухню и обратно. С трех метров, без малейшего физического контакта ощущалось, что меня просто выдавливают на площадку. Я выпорхнул на лестницу, Граф заперся, и после того любой случайный гость мог колотиться о дверь сколь ему было угодно…
Пока Граф прибирал стол, укреплял свечи, ставил тарелки, Надежда возилась у плиты. Я заскочил на кухню, сполоснуть руки, и заметил, что она вываливает на сковородки из литровых банок, принесенных в авоське, нечто приятное на вид и возбуждающее на запах. Мясо, переложенное колечками лука, скворчало на раскаленном чугуне, и в ноздри уже заплывал острый аромат уксуса.
– По какому случаю гуляем? – спросил я хозяина, вернувшись на место. – Триста лет граненому стакану? Именины неизвестного солдата?
– А что тебе больше нравится? – отшутился он. – Выбирай.
– Не цель, но путь, – подняв палец, важно произнес Смелянский. – Не повод, а суть.
– Плохая рифма, – сказала Лена. – Примитивная.
И вино тоже, подумал я; интересно, каким окажется мясо?
Вбежала Надежда, выставив вперед сковородку, и мы засуетились, деля порции и разбирая стулья.
– Я хочу выпить. – выпалила Надежда, когда мы наконец разместились у стола. – Я предлагаю тост за рассказ, который написал Сережа. Он его только что закончил и сейчас прочтет нам.
Меня всегда занимала небольшая проблема – куда у людей пропадает разум, как только разговор заходит об их работе? Подумать только – как легко сделаться нам смешными. Пока хозяин нес папку с десятком листов от стеллажа до стола, она вдруг рассыпалась у него в руках. А я однажды видел, между прочим, как он поймал
