Пимена Великого. Это пунктирно отражено в споре верующих старух Кротихи и Ипатьевой: «‹…› большой ли грех было пойти в эту самую Пименовскую церковь, обновленческую, партийную ‹…›» [Улицкая, с. 30].
Авторская предрасположенность к диалогу о святынях старой Москвы углубляет реалистический план повествования, напоминая слова святого Пимена: «Человеку необходимо соблюдать три главных правила: бояться Бога, часто молиться и делать добро людям» [Слово]. В данном контексте случай, описанный в рассказе, – дочь Нина выбрасывает на улицу в снег пьяного отца – Василия, которому ноги «оторвало почти под корень» во время войны, – разрастается под колокольный звон до бытийного масштаба. «Все же было Рождество, великий праздник, и ангелы поют на небеси…», а Москва оказывается городом, защищающим униженных и оскорбленных.
Трансформированное святочное повествование, где чудо не совершается, а сказочная атрибутика отсутствует, сохраняет лишь лирически-таинственное пейзажное описание: «С небеси падал медленный, крупными хлопьями выделанный снег, и, ложась на землю, светил не хуже электричества» [Улицкая, с.30]. На счастливое окончание автор иронично намекает: «А в ту Рождественскую ночь все так хорошо обошлось». Православная эстетика приспосабливается к жутким обстоятельствам жизни в подчеркнуто урбанистическом пространстве. Пименовская церковь является святыней России. Рождество – время, когда должен родиться Спаситель, который в рассказе так и не появился, но претендовал на эту роль взбунтовавшийся ребенок – Нина, решившая избавить мать от страданий.
Интересна перекличка с текстом повести Н. С. Лескова «Очарованный странник», в которой героиня Груша говорит Флягину: «Теперь же стань поскорее душе моей за спасителя; моих… больше сил нет так жить да мучиться…» Так подтверждается мысль о душевной потребности человека любить ближнего. Однако старухи, «отогревшие» Василия, возводятся жизненными обстоятельствами в ранг случайных спасителей. Но это, по мнению автора, российское прозаическое чудо. Возвращение богомолок из церкви приобретает символическое звучание утерянной цивилизацией связи с чудом, святостью. В рассказе происходит наложение друг на друга двух реальностей – религиозной и безутешной городской, что выступает у автора формой некой подлинной, истинной жизни. Так утверждается идея ухода от греха неживого существования, противопоставляются порок и нравственность. Спасение трактуется здесь как «обретение человеком высшего блаженства после смерти, даруемое ему Богом при соблюдении норм праведной жизни» [Спасение, с. 796].
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного
