она тряслась от нетерпения заглянуть ему в глаза, как-нибудь нагрубить. Её раздражали родители, стелющиеся, как она думала, перед ним. Но Катю долго не звали, и она успела остыть и пристыдить себя за поспешное суждение о незнакомом человеке. Она вспомнила его усы, шершавый голос, прислушалась к добродушной, детской наивности в его словах и начала неосознанно оправдывать его долгое отсутствие, приписывать его личности незаурядные качества: честность, умение раскаиваться, доброту, справедливость. «Никак, – думала Катерина теперь, – этот хороший человек не мог бросить своего дядю, не будь у него на то веских причин». С этими мыслями она успела простить его и обвинить обстоятельства. Наконец Катя «официально» встретила его на кухне, однако всё, что она успела подумать о нём хорошего, к тому времени уже куда-то исчезло, и у неё зачесался язык: так сильно она хотела сказать что-то неприятное, оскорбительное. Но, не успев нагрубить, Катя одёрнула себя, ибо так до конца и не могла понять этого человека. Его глаза были ей недоступны: он смотрел лишь на свою кружку и её отца.
С этим искренним непониманием того, как нужно относиться к Домрачёву, она и покинула кухню.
Взявшись за книгу, Катя не могла на ней сосредоточиться: все мысли крутились вокруг гостя. В какую-то минуту она запуталась настолько, что поняла: без поддержки не обойтись. Тоска по Егору защемила ей сердце. Ей нужно было видеть его. Так она просидела, думая и анализируя, до тех пор, пока её папа не пришёл в комнату к Домрачёву. В то мгновение Катя смогла отогнать от себя мысли и принялась читать, осознавая прочитанное.
4
Лишь только холодное чёрное небо начало светлеть и смывать серую утреннюю дымку со своего голубеющего лица, во всё горло закричали петухи. Степан Фёдорович разлепил один глаз, в свете утра разглядев убранство своего ночлега, затрясся, потёр друг о друга ноги, сладко завернулся в одеяло и сильнее прижал голову к мягкой подушке. Ему приятно было слышать, как в кухне гремела жестяная посуда, как холодный пол скрипел под чьими-то тяжёлыми шагами, как у входа мурлыкала одна из хозяйских кошек и как кто-то, шепча, громыхал мисками и гладил зверя. Под эти глухие звуки Домрачёв уснул и проспал до половины одиннадцатого. Тогда Гена разбудил его.
Пока Степан Фёдорович спал, Нина успела подоить корову, собрать яйца, высыпать зерно и картофельные очистки курам, вылить псу, которого в семье звали Верный, только что сваренную горячую кашу с косточкой. Катерина тоже встала рано, с петухами. Она долго лежала в кровати, прислушиваясь к глухим звукам. Ей хотелось знать, не гость ли возится в кухне, но, расслышав неродной храп, поняла, что там ходит мама. Кате было неловко за то, что вчера вечером она церемонно встала из-за стола и потом ни словом не обмолвилась с родителями.
Зайдя в кухню лёгкой походкой, она тихонько прошла за спиной матери, поздоровалась, взяла веник с совком и сказала:
– Пойду подмету.
– Чего это ты? –
