скромно вмешалась Катя.
– Да я ж всеми руками за! – помешкав, выпалил Степан Фёдорович. – Я просто думал, может, тебе, Ген, срочно надо, на рыбалку-то.
– Какая же срочность? – спросила Нина и замахала полотенцем. – Этому, – взглянула она на мужа, – в голову как взбредёт фигня всякая. Никакой срочности, Степан Фёдорович. Съездите, в самом деле, дядьку-то уважьте. – Конечно, съездим, – убедительно сказал Домрачёв и почесал свои усы. – Тогда собирайтесь, – сказала Катя, вставая из-за стола. – Я-то уже одета.
Гена погрузил в «Газель» рыболовные снасти, складные стулья и сумку с едой, захлопнул двери и подошёл к Степану Фёдоровичу, стоявшему возле капота.
– Куришь, Степан? – спросил он.
– Не шибко, – ответил Домрачёв. – Иногда, бывает, когда выпью или когда стресс какой.
– Ну вот, закури тогда, на, – Гена протянул гостю сигарету, и он засунул её в заросли своих усов.
– Зажигалки-то не будет? – стеснительно спросил Степан Фёдорович у дымящего Гены.
– Ах, задумался, – затараторил Гена и стал стучать себе по карманам. – На, – протянул он спичечный коробок Домрачёву.
Тот, прежде сломав две спички, закурил и мечтательно загляделся на сосновые деревья, выстроившиеся стеной у горизонта. Набирал полные щёки табачного дыма и томно выпускал его. – Хорош тулуп, – похвалил Степан Фёдорович выданное ему снаряжение. – А то ж, – безучастно произнёс Гена. Выбросив сигарету, он заговорил с нарастающей живостью. – Одета она уже! Ну конечно! Сколько же ждать можно!
– Да ничего, – заулыбался Домрачёв. – Пока прогреется.
– Не в том дело, Степан, – сказал Гена, задрав верхнюю губу, и быстрым шагом пошёл к дому. – Кать! – кричал он на ходу. – Сколько ждать можно? Выходи давай! А Кать!
Катя просовывала ноги в сапоги и, хотя слышала кричавшего отца, ничего не отвечала. Он продолжал её звать, и заволновавшаяся Нина, глянув на мужа через косое окно в сенях, замахала ему руками и одними только губами беззвучно прокричала: – Идёт она! Чего разорался?
В точности понять, что прокричала жена, Гена не смог, однако посыл был ему ясен. Он отчего-то сильно волновался, а когда он волновался, то страдал не только сам. Волнение распространялось и на его близких. Махнув рукой на жену, он пошёл обратно к Домрачёву и недовольно доложил ему:
– Идёт она.
Только Гена сказал это, как из дома, держа в руках искусственные цветы, вышла Катя в длинной дублёнке с капюшоном. Подойдя по хрустящему снежку к отцу, она буркнула ему:
– Терпеливее надо быть.
Но он ничего не услышал из-за лаявшего пса.
Катя передала Домрачёву два выцветших бутона и сказала: – Поло́жите на могилку.
Кладбище располагалось в том сосновом бору, на который мечтательно смотрел Степан Фёдорович, когда курил. Ехали через центральную улицу. Дорогу ярко заливало низкое солнце. Его свет, отражённый от белого снега, больно бил по слезившимся глазам. Улица была
