называла “зефирный рай”, а вечерами учила итальянский и слушала рассказы Сандры о том, как она училась жить по-итальянски.
– Бабушка, я никогда не научусь говорить на их языке!
– Потому, что ты слишком комплексуешь! Это ведь нормально. Дети тоже не сразу начинают разговаривать, делают много ошибок, падают, снова поднимаются. Это не должно тормозить твое желание общаться.
– Это ужасно! Я никогда не смогу говорить как ты! Ты будешь меня стыдиться!
– Глупенькая! Многие из них и на своем-то языке не умеют хорошо разговаривать! Ты знаешь, сколько трудностей вызывает у самих итальянцев пасса’то ремо’то[18]? Впрочем, в обыденной жизни многие вещи выражаются в более простых глагольных временах. Изучение теории оставь для учебы в университете.
Я сижу и размышляю о том, что совсем не прочь провести остаток своей жизни среди пирожных и тортов. Но бабушка другого мнения:
– Нет, университет тебе нужен. Там ты сможешь найти себе друзей. Еще и культурней станешь. Разве можно в наши дни прожить без высшего образования? – В этом вопросе она очень напомнила мне маму, отчего стало грустно и досадно.
В восемь вечера бабушка закрывала кондитерскую, снова меняла кроссовки на каблуки, надевала шубу, даже когда на улице было плюс пятнадцать (вот такой итальянский выкидон!), красила губы ярко-красной помадой, и мы шли делать круг почета по площади святого Франциска. Потом садились за столик в баре «У Витторио» с видом на кафедральный собор все того же святого Франциска и заказывали два кофе маккиато, обязательно со стаканом воды. А после того, как официант приносил нам заказ, бабушка оплачивала, всегда накидывая двести лир чаевых. Потом она медленно и элегантно доставала свою «Тоскану» из портсигара, и я замечала, как оживали мужчины вокруг, замолкали, оборачивались на нее, ожидая, как она обнимет своими губами шоколадного цвета шершавый торс сигареты, чтобы наперегонки помочь ей ее прикурить.
Я все еще с трудом переносила этот едкий, кислый травяной запах, но соревнование «зажигателей» бабушкиных сигар меня порядком веселили. Победитель даже премию свою получал, которую я называла “улыбкиссима” – улыбка в превосходной степени, за которую ей вполне могли присудить приз самой красивой женщины во всей вселенной.
Полагаю, что именно так у бабушки завелся поклонник, который дарил ей по пятницам большую корзину роз. Эти дары имели самые высокие шансы на выживание. Все остальные букеты, которые доставлял флорист, заканчивали свою жизнь в мусорке.
В это воскресенье мы, как обычно, варили мясное рагу для уже готовой яичной лапши – длинные, широкие полоски теста, замешанного из шести желтков: белки же бабуля смывала холодной водой в раковине. Дед бы удавился, если бы я решила повторить это на нашей ташкентской кухне. Шесть яиц для лапши в той реальности были непростительным расточительством, а смывать белки могла позволить себе только дочь кулака, типа бабушки, о чем не забывал припоминать дед: “Госпожа, мать её!”.
– Рагу получается особо деликатным, если варишь его не менее трех часов на маленьком огне, постоянно помешивая. И смотри,
Итальянский. “Passato remoto” – “Давно прошедшее время”.
