и с Балки.
– Энтот Тишка, что пятистенку нехилую в наши -то времена отгрохал?
– Он самый. Кажный алкаш за бутылку стройматериалы или последние гроши из семьи несет. А что им семьи? Было бы брюхо набито, глаза залиты да хорошо да весело.
И снова запричитали. Тетка Мотря покачала головой:
– За что досталась бедняге такая судьба? Почему страдает от жестокости и несправедливости? С самого ж рождения ей, бедолаге, не повезло явиться на свет у первой гулены Балок- Шурки Ермаковой. Ох и измывалась та над новорожденной. Пойдет на танцы, а ее, еще малютку, дома оставит.
Голос у Ермачихи красивый был, сама, как с обложки журнала. Пляшет, поет, заливается, а дочка изорется уже так, что хрипеть начинает, мокрая, голодная, никому не нужная. А вокруг мамаши кодла пацанов крутится, она с ними по очереди из клуба выходит.
Прибегут за ней соседки по комнате. Начнут говорить:
– Шурка уже три часа прошло, как на танцы умоньдила. Дите орет взахлеб, никто успокоить не могет. Видать, давно есть хочет? Или пеленки поменять надо? А сухие ужо кончились.
Отвечает, как ножом режет:
– Не сдохнет! А скопытится эта обуза, мне только легче станет.
– Мама рассказывала как-то: пришла она с гулек, а дите разрывается до хрипоты, – подала голос Маруся, дочка самой старой бабы на улице. – Шурка как заревет, засовывая грудь в рот малышке:
– Как ты надоела! Навязалась на мою голову! Жри, кусай титьку, прожора.
А та сжалась вся и визжит. Сами знаете, как нелегко успокоить в такие моменты грудничка. Схватила Шурка тогда дочку за шкирку и давай лупить в полную силу. Та посинела, задыхаться от страха и крика стала.
Потом мать схватила ее ноги. И как швырнет на пол. А жила она тогда в саманной комнате в бригадном бараке рядом с током., изрытой понизу крысами. С нею в комнате еще две семьи находились. Трехмесячная Лизка и скрылась в той норе. Наступила тишина.
Вот там тебе и место, – усмехнулась эта подлюка и захохотала в голос.– А то, ишь, моду взяла портить и без того нелегкое существование мамке.
Соседки, Слащева и Кулешина, бросились к дыре, вытащили девочку, побежали с ней на прохладу, стали откачивать. Когда та пришла в себя, Рая заскочила в комнату, схватила кочергу у печки и давай обхаживать Шурку:
– Проститутка чертова! Только процесс и любишь! Чужих мужей с толку сбиваешь! Бог дал дитя авансом, чтобы ума-разума набралась, а не для убийства. Но ты не только не образумилась, еще и на жизнь ангелочка позарилась. Любила гулять, люби теперь плод своих гулек воспитывать!
А Тоня поддакивает:
– Пора забыть про блуд давно. Надо растить и выхаживать, кормить, одевать и обувать дочку. Что, думаешь, кто-то будет за тебя это делать? А ты, смотрю, снова на сносях. И не думаешь, что с двоими станет еще трудней? От кого понесла деток, хоть знаешь?
Шурка скривила рожу-то:
– Да
