«Опять на вас этот халат, зеленый с коричневым. Сколько можно его носить!» А на той соседке и вправду такой халат. Или как закричит: «Ой, моль у вас летает! Вон, вон, у плеча! На стену села! Тапком ее, тапком!»
Ленюшка, на всякий случай, мэра себе представил и говорит:
– Да вроде ребятишки баловались.
– А-ах, какие проказлименты! А что это Паша ваш так поздно на работе делает?
– Работает, – отвечает Ленюшка.
– Ничего он не работает, кофе пьет или спит. А Лазарев не спит. Окопался в своем лесу и думает о всяких глупостях.
– А вы с ним что, знакомы, что ли? – спрашивает Ленюшка.
– Я-а-а?! Не знаком, и не подумаю знакомиться! И другим не советую.
А сам внимательно на Ленюшку поверх очков смотрит. Странный тип. Но Ленюшка так думать не стал, чтобы Лесников не услышал, а подумал вместо этого: «Ахейя!» Лесников удивился и ушел. Он древнегреческого не знал.
А Ленюшка к своей квартире поднялся, видит: на двери что-то углем нарисовано. Пригляделся – фонарный столб!
Федор Коныч снова вспомнил бывшую лифтершу Клавдию. Лёлечка вот ее не любит. Как услышит о ней, прямо шипит: «Ведьма, ведьма»… Такая она, Лёлечка, характер горячий. И чего только, бывало, не расскажет! Будто Клавдия метлу у дворника украла и вылетала на ней из окна, а метла была казенная, даже с инвентарным номером, и дворнику пришлось платить за нее из своего кармана. Будто снимает к Новому году урожай огурцов у себя на подоконнике, а у соседей сверху и снизу батареи вечно холодные. И еще что слетела раз у Клавдии с карниза кастрюля с квашеной капустой, так целую трамвайную остановку удирала по рыхлому снегу от бомжа и под конец кинулась в сугроб. А когда сугроб разрыли, там ничего не оказалось.
Федор Коныч ничему не верил, тем более что семена огурцов Клавдии сам дал: хороший сорт, «Либелла». А метла – да, стояла какая-то в подъезде между дверями… Хотя, конечно, странности некоторые случались.
Однажды в марте Федор Коныч приобрел подзорную трубу для наблюдения за разными небесными телами. Овеваемый весенним ветром, он кружил по газону, похрустывал настом и, роняя шапку, пытался поймать в трубу самую крупную планету – Юпитер. Но всякий раз из подъезда обязательно выходила Клавдия в пальто с норковым воротником, останавливалась поблизости и начинала звонко рассказывать про глаза с поволокою, которые у нее будто бы в молодости были.
И вместо небесного тела Федору Конычу в трубу попадалось земное, а именно фонарь на столбе…
– А что ж, интересно, за человек такой, которого в столб превратили? – спросил он.
Вот ведь наслушаешься всякой всячины, так потом непонятно, как по улице ходить: будешь думать про каждый столб, что это человек заколдованный! Но этого, конечно, Федор Коныч вслух не сказал. Тем более, что перед глазами у него появился листок бумаги, – прямо вспыхнул в темноте, яркий, как экран
