Оливки наполнился слюной, и она неуклюже поднявшись с насеста, побрела в темный коридор дома за тазиком. Лука у них хватало какого угодно – репчатый, красный, перьевой, порей, а вот с помидорами не повезло в этом году. «Санни сможет выручить с помидорками», – больно ступая на хромую ногу, думала девочка. Заодно составит компанию за ужином, а она осторожно расспросит её о Роме. Таков был незатейливый план.
Вместе с тазиком Оливка вынесла в благодарность пиалу раскисшей малины и пол-литровую баночку малосольных огурцов – мелких, пупырчатых, крючковатых с веточками укропа и зубчиками чеснока. Филин отнекивался сначала, потом все-таки взял, обещая позже занести посуду. Банку он осторожно поставил в рюкзак, ведро с рыбой в одной руке, пиала с душистой раскисшей малиной – в другой. Нагруженный таким образом Филин напоминал странника. Оливка стояла на крыльце, натянув улыбку, скрывающую острую боль, которую она испытывала в ноге, махала смуглой рукой на прощание. Филин добрый, по-своему, но совершенно бестактный. Как только он завернул за угол их участка, две крупные слезинки выкатились бусинами из её потемневших зеленых глаз. Ночью она сожгла на заднем дворике в баке ту свою раскритикованную мальчиком картину…
Остальные же поглядев-оценив уходили со смешанными чувствами в душе, не сказав ни слова горе-художнице. И именно этим так была горда Оливка. Значит, её мазня чего-то да стоит, значит, и она умеет… поражать. А Филин ничего не смыслит, это он из вредности брякнул, не подумав.
***
Позвольте же поведать с самого-самого начала. Давным-давно, кажется в прошлой жизни, бабушки Оливки и Филина были лучшими подругами. Про таких, как они, говорят – не разлей вода, одной цепью скованы. Но всё решил случай. Обе полюбили одного парня, он же выбрал бабушку Филина. С горя и обиды бабушка Оливки выскочила замуж за бродячего циркача, укатила с ним гастролировать, вернулась с дочерью на руках и единственным узелком сменной одежды и белья. Прошли годы, дочка выросла, уехала учиться на медсестру, а там встретила мужчину – врача-педиатора, у них появилась дочь-хромоножка по имени Олив, Ноева олива, или просто Оливка – смуглая и зеленоглазая, только калека. От одиночества, упадка физических сил и обуреваемого порой клубка злых чувств бабушка стала прикладываться к бутылке можжевелового джина, дешевому пойлу, которое продавали партиями в деревянных ящиках заезжие торговцы на окраине.
В климате, где жила Оливка с родителями, было постоянно сыро и холодно, её стали мучить боли в суставах хромой ноги, появились судороги. На семейном совете маленькой кухоньки, освещенной седым светом экономламп, решено было отправить Оливку к бабушке – на юг, где тепло, дуют сухие ветра, солнце плещется в окнах домов и на поверхности заброшенных прудов, где растут гибкие стройные ивы. Папа, правда, сомневался, что спивающаяся старуха с запущенным домашним хозяйством – это хорошая компания для дочери, но мама настояла. В заботах о внучке, бабушка прекратит самоуничтожение, обретет новую цель в жизни.
Таким образом
