умеешь или нет, – было ему сказано. – Говорят – делай!»
Пришлось учиться на ходу, благо кое-какие книжки, из которых можно было выудить хоть какую-то полезную информацию, в шахтоуправлении все-таки были.
Наступила воркутинская зима – морозы под сорок. В комнате шахтоуправления, где работал Генрих, стояла печка-буржуйка, дрова для которой носил старичок-зэк, из политических. Как-то вечером, когда старик принес вязанку дров и принялся разжигать огонь, они с Генрихом разговорились. Естественно, Генрих спросил: за что? Откуда? Кем был на воле? Ответ его потряс: старичок оказался бывшим заместителем наркома угольной промышленности, одним из крупнейших в СССР специалистов по добыче угля.
– Но послушайте! – воскликнул Генрих. – Как же так? Вы знаете о добыче все, я не знаю ничего. Вы должны сидеть на этом стуле и руководить, а я – носить дрова! Завтра же пойду к начальству…
– Нет, – твердо сказал бывший замнаркома. – Если вы это сделаете, мы оба попадем в карцер. Менять ничего нельзя.
– Тогда, – не менее твердо сказал Генрих, – вы будете приносить дрова, садиться на этот стул и принимать решения, а я буду учиться и делать все так, как вы скажете.
Так они и поступили, о чем лагерное начальство, к счастью, не догадывалось, иначе действительно этот обмен ролями мог плохо кончиться для обоих.
* * *
В 1953 году умер Сталин, в том же году был расстрелян Берия, из лагерей выпустили уголовников, до политических очередь дошла далеко не сразу, в 1954 году Альтшуллер все еще «руководил» угольной шахтой в Воркутлаге, а его мать, ничего не знавшая о судьбе сына, продолжала – вот уже пятый год – добиваться справедливости, ездила в Москву, где получала из разных инстанций одни отписки.
Она покончила с собой, не дождавшись возвращения сына.
Одновременно с Альтшуллером вернулся и его друг Рафаил Шапиро, так же, как Генрих, получивший свои двадцать пять.
На последний суд, отменивший приговор, Генриха Сауловича везли через всю страну – Воркута – Москва – Ростов – Баку. В Баку на вокзале его ждал «черный ворон». Была такая же жара, как тогда, в сорок девятом. В «воронке» были две камеры, два металлических «шкафа», в один из которых посадили Альтшуллера, а в другой – беременную женщину. Женщине было плохо, она плакала, просила открыть двери, а потом, чувствуя, что больше не выдержит, начала страшно кричать…
– За все годы лагерной жизни, – вспоминал Генрих Саулович, – я ни разу не плакал. Но тогда… Я слышал ее крики и думал: «Какого черта я тратил ум и энергию, изобретая газотеплозащитный скафандр? Нужно было изобрести что-нибудь, что не позволяло бы сажать беременных женщин в шкаф и пытать жарой». И я поклялся, что, если выживу, брошу методику изобретательства, потому что все это человечеству ни к черту не нужно.
Он еще не знал о том, как пытали жарой его друга после ареста – об этом Рафаил Шапиро
