что, пешком туда пойдешь? – спросил слепой.
– Вот вы как! – Эллен задрожала от гнева. – Вы насмехаетесь! – Ей, точно так же как мальчишке-газетчику, вдруг показалось, что слепой вовсе не слепой, что его пустые глаза сияют над стеной. Она повернулась и побежала по улице в обратную сторону, сжимая под мышкой папку для рисования.
– Не бросай меня! – крикнул слепой. – Не бросай меня! – Он стоял со своей тростью посреди улицы. Его фигура тяжело и устало выделялась на фоне прохладного неба.
– Я вас не понимаю, – задыхаясь, крикнула Эллен, вернувшись к нему. – Моя мама на той стороне, и я хочу к ней. Ничто меня не удержит!
– Война, – сказал слепой, – теперь пассажирские пароходы редкость.
– Пассажирские пароходы редкость, – в отчаянии пробормотала Эллен и крепче ухватилась за его руку, – но один-то для меня найдется! – Она умоляюще таращилась в мокрый, сумрачный воздух. – Хоть один-то для меня найдется!
Там, где кончалась улица, начиналось небо. Две башни вынырнули, как пограничные будки на выходе из посольства.
– Огромное спасибо, – вежливо сказал слепой, пожал Эллен руку и сел на церковные ступени. Он поставил шляпу между колен, как ни в чем не бывало извлек ржавую губную гармонику из кармана пиджака и начал играть. Служка уже не первый год разрешал слепому играть, благо играл он так тихо и неумело, что казалось просто, будто ветер стонет в ветвях.
– Как мне теперь найти посольство? – крикнула Эллен. – Как мне отсюда поскорее найти консула?
Но слепому опять не было до нее никакого дела. Он прижался головой к колонне, отрешенно дул в свою ржавую губную гармонику и ничего больше не отвечал. Снова зарядил дождик.
– Эй, вы! – сказала Эллен и дернула его за пальто. Она вырвала жестяную игрушку у него из рук и положила ему на колени. Она уселась рядом с ним на холодные ступени и громко заговорила, обращаясь к нему:
– Что вы себе думали, как я найду консула, что вы только себе думали? Кто перевезет меня через море, если пароходов больше не будет? Кто меня перевезет на другую сторону?
Она гневно всхлипнула и стукнула слепого кулаком, но он не шелохнулся. Эллен встала перед ним, ошеломленная и оробевшая, и уставилась ему прямо в лицо. Он был невозмутим, как ступени, которые вели наверх.
Эллен нерешительно вошла в безлюдную церковь, до последней секунды подумывая, не повернуть ли назад. Ее охватило смирение, ей ненавистны были ее собственные шаги, нарушавшие церковную тишину. Она стянула с головы шапочку, и вновь надела, и крепче сжала в руках папку для рисования. Сконфуженно принялась разглядывать изображения святых в боковых приделах. Какому из этих святых у нее хватит духу пожаловаться на слепого?
С темным взглядом, с крестом в воздетой худой руке, стоя на сияющей вершине, к которой плыли желтые, молящие о спасении лица, ждал Франциск Ксаверий.[2] Эллен остановилась и задрала голову, но заметила, что святой смотрел куда-то вдаль, мимо нее. Напрасно пыталась она привлечь его взгляд к себе. Старинный художник изобразил все правильно.
– Не знаю, почему я пошла прямо
Ксаверий, Франциск (1506–1552) – католический святой, иезуит, сподвижник Игнатия Лойолы. Проповедуя христианство, посетил Гоа, затем полуостров Малакку, Молуккские острова, Японию.
