немногим защитникам удалось уцелеть. Некоторые прыгали в Днепр и спасались вплавь, другие, пустив галопом коней, летели с холма к реке и берегом уходили от погони. Разозлённые бессмысленным и упорным сопротивлением караулов, не желавших сдаваться наседавшему врагу, во много раз превосходящему их и числом и умением, французы добивали раненых или просто сбрасывали их с моста.
Быховский тракт никогда не видал разом столько бричек, телег, карет, колясок, которые торопились вывезти беженцев к югу. По обочинам шли с узлами пешие горожане. Толчея на дороге затрудняла отступление военных отрядов, поэтому почти сразу по выходе из города они разделились: полковник фон Коллен со своим батальоном продолжал двигаться по дороге, а полковник Грессер с отрядом свернул на обочину. Французы преследовали и дважды пытались отрезать путь к отступлению, но неприятеля отгоняли ружейными выстрелами, а иногда и штыковыми атаками и шли дальше. Раненых в стычках уносили с собой.
Граф Толстой Дмитрий Александрович, до последней возможности остававшийся в городе, не успевший даже вывезти младшего сына и вынужденный оставить его у местного священника под чужим именем, застрял в дорожной толчее. Супругу со старшими детьми он отправил ещё прежде, и как им удалось добраться (и удалось ли?), не знал. Налёты французской конницы подступали всё ближе к его карете, и неизбежный плен (а то и виселица!) становился реальной угрозой. Покинув карету и всё, что в ней было, он смешался с толпой беженцев и стал пробираться к отступающим отрядам, отбивающимся от наседающих преследователей.
У Буйничей могилёвский батальон настигли два полка французской лёгкой пехоты, сопровождаемые конными егерями, отличившимися ещё на Виленском поле. Не сумев уничтожить защитников города там, они пустились в погоню, пытаясь взять их в кольцо и не дать ускользнуть. Похоже, задались целью добить огрызающегося врага во что бы то ни стало. Поверженный, но не сдавшийся, он не давал им ощутить вкус победы в полной мере. Толстого, успевшего добраться до своих, солдаты оттесняли в дальние ряды. Там безопаснее, да чтоб не мешал, под руку не лез. Он молча сносил тычки и пихания жёстких ладоней, о которых и помыслить не мог всего лишь вчера. Да и кто бы посмел? Его, губернатора! А в эти горячие мгновения наплевательство на чины, грубое, нерассуждающее подчинение солдатской воле было ему отраднее заботливой ласки матери. Он с испугом ребёнка смотрел в суровые лица могилёвцев, которые мужественно отстреливались, когда противник нападал с фронта, и ужас шевелил волосы, когда падали убитые и раненые. С флангов их обороняли овраги с ручьями и топями да лесные дебри. Пару раз преследователи хотели их обойти, но, увязнув в трясине, запутавшись в непролазных кустах, оставили эти тщетные попытки. Двоих застрявших расстреляли в упор, остальные кое-как выкарабкались и еле унесли ноги, бросившись наутёк. Родная природа выстроила
