деловито и ритмично. Ульрика приподняла голову, высунув щербатое лицо поверх газеты.
– Спешу доложить в личном порядке! – объявился запыхавшийся мужичок в подмокшем синем мундире. Подбородок разделен на две части, туго перетянутый креплением для головного убора. Рони подул на чай и прищурился: сколько жандармов переглядел в жизнь, а дурной лямки не замечал. Может, от того, что все время на ногах был, или спиной повернут, а не сидел квашней под надзором, лицом к лицу.
– А что, снова украли телеграф? – Виктор ссутулился еще больше, даже глаза не поднял на гостей.
– Не бывало такого, месье, э-э, – второй шепнул что-то на ухо, и его коллега просиял, исправив оплошность: – Виктор! Господин Стофф просил явиться с донесением. Персонально или к заместителю. Для получения, сталбыть, дальнейших распоряжений…
Жандарм сделал какое-то путаное движение, что явно входило в военную ритуальщину, Рони почти не знакомую.
– Господин Стофф, – ответил кабан, – в разъездах. По очень важным делам.
– А как же, позвольте, нам…
Виктор нахмурился и тут же встал, небрежно бросил ручку. Та покатилась по кривому столу, чудом зацепившись в дюйме от падения.
– Я за него.
Самый разговорчивый из гостей выдохнул с облегчением. Рони понял сразу: нашли, кого винить, если оплошают.
– Итак?
Рони навострил уши, чуть отвернувшись от стола. Жандарм снова явил ритуалец, расшаркавшись: представился, выгнул грудь запятой, провел пассы руками. И только через половину минуты стал полезным:
– Сегодня к утру, а точнее – в пять тридцать…
– Или к шести, – уточнил второй.
– Вспыхнули над складом, что у Мытой площади, двадцать огней.
– Или двадцать два.
Кабан присоединился к троице с левого бока, как из засады выскочил. Виктор проявлял чудеса терпения, никого не поторопив.
– … Как стало известно от смотрителя за часами у башни…
– На башне Хэлт, – смиренно сказал второй.
– … То походило на послание, которое господин Стофф и приказал ожидать. Полагаю, дело рук ночных бандитов – их почерк. Э-э, то есть, посыл. Знак.
– Неприличнейшего содержания знак! – взволнованно добавил второй.
– Рановато, – еле слышно проворчал Виктор, почесав щетину на подбородке.
Злорадство, воробьям Рьяных обычно не знакомое, наполнило Рони до краев. Планы, значит, у коршуна не сбылись. Вот так неувязка! Разве не знает он, будучи старше, что жизнь планам не подотчетна?
– Как увидели, так сразу же – к вам! – лязгнул зубами первый жандарм. За ним вклинился сосед, придерживая головной убор:
– И наши, значится, эт-самое, – второй вдруг захрипел и затрясся, то ли с похмелья, то ли от горячки перед начальством, – прошерстили все этажи. Ну, у башенки-то…
И заискивающе покосился
