Она не собирается становиться доброй и послушной женой.
– Ну что же ты молчишь? – рассмеялась Клара. – Тоже рада и не можешь вымолвить ни слова?
– Угу, – пробормотала блондинка, кивнув несколько раз головой.
– Келлер знает, что ты у меня снимаешь комнату. И очень хочет с тобой познакомиться. И завтра, наконец, это произойдёт!
– Уже завтра? – вот ведь! Катрин надеялась подготовиться к этой встрече морально, а этот, гауптштурмфюрер, что б его черти съели, приезжает завтра!
– Не переживай, девочка моя, – фрау по-матерински прикоснулась к её щеке. От Катрин опять пахло сигаретами, но Клара была уверена, что её сын отучит девушку от этой привычки. – Завари, пожалуйста, чай. А потом расскажи о себе. Я же о тебе почти ничего не знаю.
Шван кивнула и пошла на кухню. Чай она не любила, особенно фруктовый, который фон Гинсбург поглощала, наверное, литрами, в течение дня. Катрин же предпочитала шнапс или тёмное пиво, а если говорить о безалкогольных напитках, то тут на первом месте был крепкий чёрный кофе. Если повезёт, то с сигаретой.
Шван решила рассказать о себе правду. Часть правды. Она уже совершеннолетняя, а когда в её семье случилось то, что случилось – она была ребёнком. Девушка надеялась, что история её жизни чуть поубавит пыл фон Гинсбург. Но всё случилось с точностью до наоборот. Фрау внимательно выслушала историю Катрин и в заключении печально вздохнула:
– Бедное дитя! Я благодарю бога за тот день, когда ты пришла сюда и спросила, сдаю ли я ещё комнату. Этот день был судьбоносным.
Мужчина позвонил в дверь рано утром. Его мать знала, когда примерно прибудет её сын, поэтому попросила Катрин тоже быть готовой.
Келлер, войдя в квартиру и поставив чемодан, обнял мать.
– Здравствуй, мама.
Посмотрев на Катрин, улыбнулся, обнажив свои крепкие белые зубы.
– Фрёйлин Шван?
– Я думаю, просто Катрин, – пролепетала пожилая женщина. – Правда, милая?
– Угу, – потупив глаза, пробормотала блондинка. Ей уже сразу не понравился этот офицер. Похоже, он явно считал себя красавцем и душкой.
– Сынок! – неожиданно воскликнула женщина, уставившись на левую руку сына.
Тут Катрин тоже обратила внимание на руку, затянутую в чёрную перчатку.
– Я не хотел тебя пугать, мама. Хотел рассказать тогда, когда буду дома. Но ведь я жив! Мне просто оторвало кисть. Даже не кисть, а пару пальцев, – беспечно добавил он в конце.
– Келлер! – всё равно в голосе матери была обеспокоенность.
– Простите, мои родные… – мужчина поцеловал мать в щёку и прикоснулся к предплечью Катрин, заглянув ей в глаза, – да, родные… Я устал с дороги. Позвольте мне немного вздремнуть.
И Келлер, подхватив свой чемодан, пошёл по направлению к своей спальне.
– Я должен быть сейчас в Варшаве!
Келлер
