ей как-то все равно. Она жила в своем мире, где ей было сытно, спокойно, не надо ни волноваться, ни переживать, ни принимать решения. Главное – родное лицо рядом.
В каждом пансионате Фрицу с мамой устраивали короткую или долгую экскурсию, показывали комнаты, подсобные помещения, рассказывали о самом лучшем сервисе, иногда знакомили с персоналом, приглашали в столовую к недорогому обеду. Гость с маменькой внимательно выслушивал информацию, важно кивал головой, затем величественно удалялся для раздумий, обещая позвонить. В основном, не звонил. То район города, где располагался приют, недостаточно зеленый, то услуги дорогие, то далеко от дома – дорога-то денег сто́ит. Там же, где нравилось, недалеко и цена сносная – места были все заняты.
Суета вокруг приюта обошлась Фрицу дорого: пришлось перейти на сокращенный рабочий день. Он, конечно, потерял в деньгах, зато о мамином будущем забот поубавилось. После многомесячной суеты мамин радетель определился с выбором и записался на очередь в три дома престарелых.
Бог тоже любит троицу.
Каждый месяц Фриц Фердинанд прилежно звонил или приезжал справиться, как продвигается очередь. Со временем интерес к двум приютам отпал по разным причинам. Остался третий и единственный. В него Фриц вцепился бульдожьей хваткой. Персонал приюта нервно посматривал на часы, когда будущая жиличка с сыном задерживались: они привыкли видеть их еженедельно в одно и то же время. Пунктуальность – мать их немецкого порядка. Интонация – по настроению.
Очередь для новой пациентки подошла относительно быстро: не прошло и трех лет. День заселения обозначился долгожданным телефонным звонком. Необходимые документы лежали вместе с носильными вещами в огромной сумке вторую неделю и ждали субботы. В этот день мы должны проводить Марию-Луизу на ее последнюю станцию в жизни. Она не сознавала важность переезда, но из четырех человек трое хорошо понимали, что после пансионата старушка попадет прямо на кладбище. Что ж, человек смертен. Старый человек смертен без вариантов. В девяносто с лишком лет боль прощания с жизнью незаметно притупляется или вообще растворяется в забытье.
Братья задумали устроить маме последние пышные посиделки. По-немецки этот акт дословно называется праздник прощания. Возражать я в данном случае не смела – праздник, так праздник. Традиции забывать не след. Делали это братья, скорее для себя, а не для нее. Лично я не очень понимала, что можно праздничного и пышного устроить человеку, плохо понимающему, что вообще происходит вокруг, не знающего, какое время года на дворе и кто она такая. Все равно их решение приняла с радостью. Свекровь я не то чтобы без оглядки люблю, но отношусь к ней сердечно, как и она относилась ко мне. Пока была в памяти. Так почему бы напоследок не посидеть всем вместе за общим столом, не вспомнить прошлые, памятные времена? И даже если свекровь не очень ясно воспринимает
