хватит радио мучить!
– Чего ты нервничаешь? – молодой полицейский выключил радио.
– Не люблю я, когда чего-то не понимаю.
– Чего ты не понял?
– Кому в городе, в марте, понадобилось сено?
– Мало ли, может, у кого корова дома живет?
– Тебе бы все шутить. Есть хочется, поезжай до Макдональдса, а? Мало того, что кругом психопаты, не хватало еще и язву заработать.
– У меня бутерброды есть, – молодой полицейский открыл бардачок и достал пакет.
– С чем у тебя?
– С колбасой.
– С каких пор ты стал бутерброды делать?
– Ну-у-у, захотелось краковской колбасы.
Неожиданная догадка пришла на ум усатому полицейскому.
– Слушай, ты что?
– Да нормальная она, не выбрасывать же?
– Ты мозги с утра дома забыл, это же вещественное доказательство?!
– Да чего там доказывать? У дедка по весне крыша поехала, что и без колбасы понятно и занесено в протокол.
Усатый полицейский покачал головой и отвернулся; помолчав некоторое время, он заявил:
– Ладно, давай сюда свой бутерброд.
Напарник молча протянул пакет. Некоторое время патрульные жевали молча.
– И что, они в Кракове все время едят колбасу? – несколько равнодушно спросил седой полицейский.
– Не знаю, я там не был.
– А хотел бы?
– Может быть.
Это был тот случай, когда полицейские, сидя в патрульной машине, одновременно думали о том, что, скорее всего, они никогда не побывают в славном городе Кракове.
Сцыкуала
Роман Евгеньевич никогда не плакал на похоронах. Да и вообще, он много чего никогда не делал: не размешивал сахар в жидкости более пятнадцати секунд, не наступал на канализационные люки, не брал сладкой кукурузы в кинотеатре, не отрывал хвостов крупным ящерицам, не чистил зубов на ночь, не подбрасывал бильярдный шар более чем на полметра вверх. Он педантично собирал свои табу, раскладывал их по полочкам своей памяти, тщательно протирал, проверял, все ли на месте, и неизменно любовался километром пустующих полок, на которых могло расположиться еще порядочное количество «никогда». Количество не производимых действий, в конце концов, намного превысило количество событий, происходящих в жизни активного человека. В лексиконе своего внутреннего диалога Роман Евгеньевич называл это «коллекцией пустоты»:
«Рома, ты плюнешь отсюда до забора?» – «Я никогда не плюю дальше двух метров». – Мальчик важно оттопыривает губу и добавляет новую склянку запрета в свою, пока еще небольшую коллекцию. – «Может, ты хочешь, чтобы я была сверху?» – Щербатая шлюха Милана, худая, как бездомная кошка, полна энтузиазма. – «Ну, же, Роман Евгеньевич, желаете, я пососу Ваш член? Уж извольте, я в этом деле профессионалка, и дело это люблю совершенно искренне». – Время
