Ховринка близ Радонежа
Его взору предстала ужасная картина. В холодном лунном свете на снегу, почти у самой двери лежал окровавленный человек. Его лицо, растрепанный кафтан, руки – всё было забрызгано кровью. Он жадно хватал ртом морозный воздух, сглатывая маленькие густые облачка пара, едва успевавшие образоваться на выдохе. Рядом с ним на коленях стояла девушка. Лунный отблеск отчетливо высветил её лицо – Любава! Господи, что же это?! Из её глаз, застывших в судороге ужаса и отчаяния, катились слезы. Руки, все в крови, судорожно сжимали правый бок того, кто лежал на снегу, то и дело отрываясь, чтобы коснуться его лица, снова сжимая бок – отчаянно, исступленно, не в силах справиться с брызжущей кровью, которая бурыми пятнышками усеяла подол и пояс её платья. Никита заметил лужу под лежащим телом – темно-красное пятно росло на глазах. Любава сбивчиво полушептала-полукричала, пытаясь погладить лицо мужчины, нежно, осторожно: «Завидушка, любимый, потерпи! Кто-нибудь, помогите! Ну, помогите же! Завидушка, свет мой ясный, не уходи! Потерпи еще чуть-чуть!..»
Завид! Никита не мог рассмотреть его лица, но узнал кафтан. Это он нагнал их тогда в Троице. Он просил отдать добром. Выходит, просил отдать Любаву. А боярин говорил – бери лихом, а там Бог рассудит. Неужели, рассудил?.. Никита бросился к Завиду и Любаве. Грудь сдавило от ужаса и беспомощности. Глаза жадно метались то к нему, то к ней, не понимая, кому же помочь первым. Помочь… Нет, ничем он не поможет Завиду. А Любаве?… Тут он словно спохватился – быстрым взглядом окинул свою рубаху, схватил за ворот, стянул, ухватился за рукав, дернул, что было мочи. Рукав треснул, оторвался по шву. Никита тут же снова надел рубаху. Морозный ветер тысячами иголок впился в тело, зубы застучали. Никита встряхнул плечами, резко, с силой выдохнул. Вроде помогло. Держа рукав в одной руке, другой он, наклонившись, обхватил любавину и попытался отвести её в сторону. В тот же миг Любава дернулась, сбрасывая его руку, вскинула голову и обезумевшим взглядом пронзила Никиту насквозь. «Надо перевязать!» – Никита протянул оторванный рукав. От ужаса, неожиданности, растерянности глаза девушки застыли в оцепенении. Никита попробовал еще раз отвести ее руку и подобраться поближе к Завиду, но Любава отчаянным рывком отбросила её. Было что-то страшное в её глазах. Словно рассудок оставил её, словно она ослепла от своего горя. «Надо перевязать!» – закричал Никита во весь голос, исступленно, прямо в лицо Любаве. Девушка встрепенулась. Быстрый взгляд на Никиту, на рукав. Одно движение – и рукав в её руке, и вот она уже онемевшими пальцами расстегивает кафтан Завида, не справляется с петлями, рвёт их из последних сил, неумело пытается подсунуть рукав к ране, белый лён мгновенно обагряется красным, намокает, точно губка, а Любава плачет, воет в голос, и все пытается обхватить рану Никитиным рукавом… Нет, надо её во что бы то ни стало оттащить от Завида.
Никита собрался было с духом, как вдруг левая рука
